Антон Петухов сощурился, внимательно вглядываясь в лицо адвоката. Он так шутит? Разыгрывает? Тогда он дурак.
– Да, Антон, ваш патрон мертв. Вот копия свидетельства о смерти. Не считаю нужным это скрывать.
Он протянул листок, который Антон Петухов читал долго, очень долго, кошмарно долго. Адвокат понимал, что клиент тянет время, обдумывая свои мысли, которыми он не торопится делиться. Это адвокату не понравилось. Ему легче работалось с подзащитными, которые смотрели в глаза со щенячьей надеждой на спасение, полностью передавая адвокату право думать за них и выстраивать линию защиты.
Антон Петухов оторвался от листа.
– Не было никакого сговора, – медленно сказал он. – Я участвовал в конкурсе на приватизацию объекта и выиграл его. Все было законно.
Адольф Абрамович чуть не присвистнул. Вот так Петухов!
– Вы это серьезно? Антон, вы с ума сошли? Вы понимаете, что в суде будут озвучены весьма странные подробности.
– Какие? – Взгляд Антона твердел с каждой минутой.
– Например, что ваша фирма была единственным претендентом на объект, а другие конкуренты были отсеяны по надуманным поводам.
– И что? Я тут при чем? Я подал документы и был допущен к торгам. Другие фирмы нет. По формальным основаниям. Где здесь мошенничество?
– Ваша фирма балансировала на грани банкротства, кредит вы не брали. Откуда у вас деньги на покупку элеватора? Согласитесь, суд задаст этот вопрос.
– Я на него честно отвечу. Чиновник федерального министерства, как вы его представили, Тихон Ерофеевич занял мне всю сумму в порядке частного займа. Я тоже приятелям одалживаю. Вот сосед по лестничной клетке у меня вечно до зарплаты занимает. Это противозаконно?
Адольф Абрамович откинулся на спинку стула и с восхищенным изумлением смотрел на Петухова. Значит, он не хочет выходить из здания суда свободным и нищим. Он намерен идти ва-банк. Выиграть элеватор. И готов поставить на кон свою свободу.
– Скажу честно, вы мне симпатичны. Но должен огорчить. Есть еще кое-какие обстоятельства, о которых вы не в курсе.
– Какие же? – Было видно, как Петухов напрягся.
«Не железный ты! Из такого же мяса, что и все», – подумал адвокат.
– Был странный человек, сослуживец Тихона Ерофеевича. Что там между ними произошло, не мне судить, но он только и делал, что подшивал в особую папочку документы, свидетельствующие о всемерной заботе чиновника о вашем элеваторе. Все действия были по отдельности законными, а вот вместе они весьма красноречиво говорят о заинтересованности Тихона Ерофеевича в благоденствии элеватора. Добавьте то, что чиновник прокредитовал вас и разогнал всех конкурентов. Увы, суд однозначно примет версию мошенничества. У нас нет шансов выстроить иную версию защиты, чем покаянное признание. Я думаю, что смогу решить вопрос об условном сроке.
Антон Петухов потер свой длинный нос, на лице читались следы внутренней борьбы. «Вот и все! Увы, полет гордой птицы был красив, но не долог», – Адольф Абрамович в предчувствии победы всегда ощущал тягу к высокопарности.
– Мне надо подумать, – сказал Петухов.
Он отвернулся от адвоката вполоборота, чтобы легче думалось. Адольф Абрамович разглядывал его профиль и отмечал, что Антон по-своему красив. На любителя, конечно. Нос напоминает клюв коршуна.
Что-то дерзкое и волевое прорезалось в лице подзащитного. Он повернулся к адвокату и сказал с видом, словно отдает распоряжение.
– Адольф Абрамович, мы меняем линию защиты. Полностью.
– Интересно, – только и смог вымолвить адвокат.
– Вы правы, ни один суд не поверит, что при таком стечении обстоятельств между нами не было сговора. Слишком очевидна вовлеченность чиновника в бизнес. Его патронаж и забота. С этим спорить бессмысленно.
– И я о том же.
– Но мы можем разыграть другую карту.
– Какую же?
– Любовь.
Адольф Абрамович чуть не упал со стула.
– Вы хотите сказать, что Тихон Ерофеевич влюбился в вашу жену и потому помогал вам? Вы меня простите, но в этот бред не поверит ни один суд. Во-первых, это какое-то юродивое благородство. Во-вторых, еще раз простите великодушно, Антон, но я видел фотографию вашей жены, к тому же матери четырех детей… Это полный бред!
– Бред то, что вы сейчас себе придумали. – Было видно, что Антон слегка обиделся за жену. – Я не имел в виду любовь к моей жене.
– Тогда я вообще не улавливаю вашу мысль.
Антон замолчал, он крутил в голове какие-то шарады, и адвокату стало обидно, что его не посвящают в эту игру ума. Он привык к беспомощности подзащитных. Антон Петухов явно был особым экземпляром.
Наконец он что-то решил для себя и сказал:
– Наша линия будет такова. Тихон Ерофеевич был геем. Что, кстати, абсолютная правда. Он влюбился в меня. И все его действия были продиктованы этим чувством. В этом случае мы имеем не мошеннический сговор, а фаворитизм. Он помогал любимому мужчине. Абсолютно безвозмездно. Точка.
Адольф Абрамович сидел, оглушенный таким поворотом. Он забыл, когда последний раз так удивлялся. Но сквозь потрясение пробивалось профессиональное оценивание ситуации: «А что? Это может сработать! Тем более что сейчас проблема сексуальных меньшинств в тренде».