Читаем Ни бог, ни царь и не герой полностью

— Завтра Дмитрий Сергеич едет на охоту. Приходи, Вася, в четыре часа утра к воротам казарм и жди, Дмитрий Сергеич выедет на дрожках и захватит тебя с собой. Только помни, — еще раз напутствовал он меня, — не входи в раж, не стреляй без команды.

Еще не было четырех, когда я уселся на лавочку у ворот казарм. Часовой посмотрел на меня, но ничего не сказал: наверное, был предупрежден.

Ждать пришлось довольно долго. Но вот раскрылись ворота, и показался серый в яблоках конь, запряженный в охотничьи дрожки. В дрожках сидел сухощавый, среднего роста, совершенно седой человек. Он был облачен в охотничий костюм. Я до того времени видел такие только на старых картинках, где изображалась барская псовая охота на волков или кабанов. Рядом с дрожками шел «брат». Он поманил меня к себе.

— Вот, Дмитрий Сергеич, это и есть мой братец.

— Хорошо, — кивнул головой подполковник. — Ну, молодой человек, — он кольнул меня своими небольшими, глубоко посаженными, умными глазками, — бери берданку, патронташ. Садись вот сюда, на передок. Тут всегда твой брат сидел и правил конем. Сегодня, на первый случай, править буду я сам. Поехали!

И конь бодро побежал по дороге, которая извилистой пыльно-серой лентой уходила далеко в степь.

Занятные были дрожки, на которых мы ехали: две пары колес соединялись толстой доской; передние колеса, прикрепленные к передку шкворнем, могли свободно поворачиваться. Сзади доска покоилась на паре рессор, а на рессорах красовалось пружинное кресло. В нем восседал подполковник. Ездовой же трясся на голой доске. Передние колеса — маленькие, и поэтому я чувствовал каждую ямку, каждый бугорок. Меня здорово растрясло. «До чего же классовый экипаж, — подумалось мне. — Прямо-таки не дрожки, а действующая модель Российской империи: у барина — рессоры и пружинное сиденье, у батрака — жесткая доска…»

Сначала ехали молча. Потом подполковник принялся меня расспрашивать, откуда я, да почему приехал, знаю ли местную охоту, охотился ли раньше, сопутствовала ли мне на охоте удача. Старик понемногу разговорился, стал как-то проще, человечнее, чем показался вначале. Он с увлечением рассказывал о природе края, о волках и других хищниках, что водятся в приозерных камышах, о пугливых степных гусях — дудаках.

Охота прошла удачно. Усталый, вернулся я к ночи домой, неся трофеи — двух здоровенных дудаков, отданных мне подполковником как мою часть добычи. Но главной удачей было другое — когда мы расставались, старый офицер спросил меня:

— Еще поедешь со мной на охоту?

— Поеду, Дмитрий Сергеич, ежели возьмете. Спасибо.

— Ну и хорошо. Ты мне нравишься, — сказал он с чисто военной прямотой. — Я тогда скажу твоему брату, когда поеду.

Так стала налаживаться моя «дружба» с начальником актюбинского гарнизона. Вскоре в казармах я стал своим человеком. Вместе с «братом» мы присматривались к солдатам, подобрали несколько подходящих парней и начали их обрабатывать. Действовали мы очень и очень осторожно: ведь время было тяжелое, царила страшная столыпинская реакция с виселицами, ссылками, тюрьмами, пытками. Малейшая неосторожность могла погубить и дело и людей.

В Актюбинске до меня дошла трагическая весть о смерти Миши Гузакова. В ночь с 23 на 24 мая его казнили в Уфимской тюрьме… Горе, ненависть, жажда мести не давали мне покоя. Целыми днями я бродил по окрестностям города, не находя себе места.

…Однажды «брат» зашел ко мне и передал, что Дмитрий Сергеевич велел прийти утром к нему в казарму.

— А что такое? По делу, что ли?

Питерец пожал плечами.

— Может, он что-нибудь разнюхал?

— Кто его знает. Но не думаю. Я от конюхов слышал, что подполковник собирает компанию человек в пять-шесть ехать на неделю к Аральскому морю. Там в камышах он хочет поискать тигра. Может, для этого.

Утром пораньше я вскочил с постели и, наскоро умывшись, побежал в казармы. Гарнизон уже бодрствовал. Подполковника я встретил во дворе — он следил за солдатским ученьем. Маленький, подтянутый, стройный, он стоял ко мне спиной и рукой с зажатым в ней конвертом отбивал такт унтер-офицерской команды:

— Ать, два, три-и! Ать, два, три-и-и!..

— Здравия желаю, Дмитрий Сергеич, — сказал я почтительно. — Вы приказывали мне прийти?

Он быстро обернулся:

— А, Вася! Здравствуй! — и протянул руку, впервые — раньше он никогда этого не делал.

Не скрою, я с удовольствием пожал его небольшую, крепкую ладонь: чем-то мне нравился этот старый служака.

— Да, я тебя звал. — И он посмотрел по привычке мне в глаза своими проницательными серыми глазками; почему-то показалось, что посмотрел он как-то по-особенному. — Хочу ехать охотиться на тигров на Арал. Намерен взять тебя с братом и еще человека три местных охотников, из тех, что видели тигров. Как, поедешь? Не струсишь? — он испытующе посверлил меня взглядом.

— Чего ж бояться, Дмитрий Сергеич? Возьмете — поеду. С вами я завсегда…

— Ну, я знал, что ты так скажешь. Молодец!

— А когда ехать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии