– Приношу искренние извинения… – начинает он, и тут выражение его лица меняется. Сначала на нем отражается удивление, затем веселье, и Адди догадывается – слишком поздно, – как близко они стоят, как хорошо освещено ее лицо. Слишком поздно понимает – он разгадал обман и все еще держит ее за рукав. На мгновение Адди пугается разоблачения. Однако когда друзья просят его поторопиться, юноша отсылает их прочь. Адди и незнакомец остаются одни на мостовой. Она готова вырваться и бежать, но вид у молодого человека совершенно не угрожающий, он лишь загадочно улыбается.
– Отпусти! – требует Адди, немного понизив голос.
Юноша только смеется, однако выпускает ее руку так быстро, словно коснулся огня.
– Извини, – говорит он, – я ошибся. – А потом одаряет ее озорной улыбкой. – Впрочем, и ты, кажется, тоже.
– Вовсе нет, – огрызается она, перемещая руку ближе к ножу, который лежит в корзине. – Я нарочно.
Юноша улыбается еще шире, переводит взгляд на мостовую, где блестит разлитый мед, и качает головой.
– Я хочу загладить вину, – говорит незнакомец, и Адди уже собирается сказать ему, мол, не стоит беспокоиться, все в порядке, однако он берет ее под руку, словно они приятели, и восклицает: – То-то же! Идем.
И ведет ее к кафе на углу. Адди в таких местах никогда не бывала, у нее всегда недоставало храбрости, она боялась рискнуть и зайти туда в одиночку, тем более с такой ненадежной маскировкой. Но незнакомец притягивает ее к себе, будто это все ерунда, и в последний момент кладет ей руку на плечи. Ошарашенная внезапным и таким интимным прикосновением, Адди уже хочет отпрянуть, но вовремя замечает краешек его улыбки и понимает – он сделал это специально, ради того, чтобы не выдать ее секрет.
В кафе жизнь бьет ключом, раздаются громкие возгласы, сильно пахнет дымом.
– Осторожнее, – говорит незнакомец, а в глазах его прыгают искры веселья. – Держись поближе, да опусти голову, не то нас раскроют.
Адди идет за ним к барной стойке, и он заказывает две небольшие чашки, в которых плещется черная как чернила жидкость.
– Сядем у стены, – кивает он, – там свет не слишком яркий.
Они устраиваются за угловым столиком, незнакомец ставит чашки и в цветистых выражениях поясняет, что это кофе. Адди, разумеется, о новом напитке уже наслышана, в Париже это последний писк. Однако, поднеся фарфоровую чашку к губам, она разочаровывается.
Темная жидкость крепкая и горькая, чем-то напоминает шоколадные хлопья, которые Адди впервые попробовала несколько лет назад, но без привкуса сладости. Но юноша нетерпеливо и восторженно, словно щенок, взирает на нее, поэтому Адди все же проглатывает пойло. Она улыбается, баюкая чашку в ладонях, и смотрит из-под полей треуголки на мужчин, сидящих за столиками. Некоторые переговариваются, склонив головы, другие смеются и играют в карты или передают друг другу какие-то бумаги. Адди таращится на этих людей и снова удивляется, насколько открыт для них мир, как мало барьеров.
Она переводит взгляд на своего спутника, который по-прежнему взирает на нее с безмерным восхищением.
– О чем ты думала? – интересуется он. – Вот прямо сейчас…
Юноша не был официально ей представлен, он просто с ходу окунулся в беседу, словно они знакомы много лет, а не несколько минут.
– Я думала, – говорит Адди, – как легко, наверное, быть мужчиной…
– Значит, ты поэтому так замаскировалась?
– Поэтому и из ненависти к корсетам.
Он смеется так легко и открыто, что Адди тоже невольно улыбается в ответ.
– А имя у тебя есть? – спрашивает он, и Адди не знает, чье имя незнакомец хочет выяснить – ее собственное или того, кем она притворяется.
– Тома́, – отвечает она и наблюдает, как он пробует на вкус имя, словно кусочек фрукта.
– Тома́, – вторит юноша. – Рад знакомству. А я – Реми Лоран.
– Реми… – эхом отзывается Адди, растягивая гласные.
Имя ему подходит, больше, чем ей когда-либо шло «Аделин». Юное и сладкое, это имя позже будет преследовать ее, всплывая, как яблоки в ручье. Сколько бы она ни встретила мужчин, имя Реми всегда будет воскрешать в памяти этого яркого и жизнерадостного молодого человека. Такого она могла бы полюбить, будь у нее шанс.
Адди отпивает еще немного, стараясь обхватывать чашку не слишком осторожно, сидеть с опорой на локоть и держаться раскованно, как держатся мужчины, когда не подозревают, что их пристально рассматривают.
– Надо же, – восхищается Реми, – а ты хорошо изучила нашего брата.
– Правда?
– Потрясающе притворяешься.
У Адди была куча времени попрактиковаться, и с годами это превратилось в игру, в развлечение. Адди умеет изобразить десяток разных персонажей и точно знает, чем отличаются герцогиня и маркиза, а также докер и торговец. Все это она могла бы поведать Реми.
Но Адди лишь говорит:
– Всем нужно как-то убивать время.
Он снова смеется, поднимает чашку и между глотками принимается разглядывать посетителей, а потом его взгляд вдруг падает на что-то, что пугает Реми. Он давится напитком и заливается краской.
– В чем дело? – удивляется Адди. – Что с тобой?
Реми кашляет и едва не роняет чашку, показывая на господина, который только что вошел в дверь.