Незримая жизнь Адди Ларю

– Всегда! – отвечает Адди.

На сей раз, когда он протягивает руку, Адди знает, что та предназначена ей.

X

29 июля 1719

Париж, Франция

Адди открыла для себя шоколад. Его достать труднее, чем соль, шампанское или серебро, и все же маркиза держит возле кровати целую банку темных сладких хлопьев. «Интересно, – размышляет Адди, посасывая тающую полоску, – пересчитывает ли их хозяйка каждую ночь или замечает пропажу, лишь нащупав дно банки?..» Маркизы нет дома, у нее не спросишь. Впрочем, будь она здесь, Адди вряд ли полеживала бы на пуховой перине.

Но маркиза и Адди никогда не встречались. Она надеется, что и не встретятся. В конце концов, у маркизы и ее супруга довольно насыщенная общественная жизнь, и в последние несколько лет их городской особняк стал одним из ее приютов. Той, что живет подобно призраку, требуется приют.

Дважды в неделю аристократы приглашают на ужин друзей, каждые две недели устраивают роскошные суаре, а раз в месяц, как сегодня, отправляются в экипаже через весь Париж поиграть в карты с другими членами благородных семейств и не возвращаются до самого утра.

К настоящему времени слуги уже удалились в свои покои и, без сомнения, предаются там кутежу, а также наслаждаются мгновениями покоя. Они договорились о посменных дежурствах, и пока остальные отдыхают, у подножья лестницы стоит часовой. Возможно, они тоже играют в карты или просто радуются тишине опустевшего дома.

Адди кладет на язык еще кусочек шоколада и снова падает в кровать маркизы, ныряя в облако воздушного пуха. Здесь больше подушек, чем во всем Вийоне, и в каждой из них – вдвое больше перьев. Наверное, вся знать хрупкая как стекло – упаси бог, разобьются, если укладывать их на слишком твердую поверхность. Разбросав руки, точно ребенок, что делает на снегу силуэты ангелов, Адди вздыхает от удовольствия.

Около часа она провела, рассматривая обширный гардероб маркизы, но у Адди не хватит рук, чтобы влезть в любое из ее платьев, поэтому она завернулась в шлафрок синего шелка. Никогда ей не доводилось владеть настолько прекрасной вещью!

Платье красновато-бурого цвета с кремовой кружевной отделкой она сняла и бросила на кушетку. Глядя на него, Адди вспоминает свой свадебный наряд из белого льна, который оставила в траве на берегу Сарта, словно змея старую кожу.

Воспоминания липнут, как паутина.

Адди плотнее кутается в шелк, вдыхает аромат роз, которым он пахнет, закрывает глаза и воображает, что это ее постель, ее жизнь, и на несколько минут этого довольно. Но в комнате слишком тепло, слишком тихо, и Адди пугается, что если еще немного полежит на мягкой перине, то утонет. Или еще хуже – заснет, и ее застукает хозяйка дома. Ужас, что будет, ведь спальня находится на втором этаже!

На то, чтобы выбраться из кровати, уходит целая минута. Руки и колени вязнут в перине, пока Адди ползет к краю и некрасиво плюхается на коврик. Держась за дубовый столбик с изящно вырезанными ветками, она поднимается и разглядывает спальню, думая, чем бы заняться. Остекленная дверь ведет на террасу, деревянная – в холл. Комод, кушетка, туалетный столик с полированным зеркалом.

Адди опускается на банкетку перед туалетным столиком и начинает перебирать склянки с духами и баночки с кремом, мягкий пушок пуховки, серебряные шпильки для волос в вазочке.

Шпилек она набирает пригоршню и рассеянно принимается скручивать локоны, сворачивая их кольцами, убирая назад и закрепляя вокруг лица, будто не имея ни малейшего представления о том, что делает. Нынешний стиль напоминает воробьиное гнездо, пучок кудрей. Зато пока не требуется носить парик, чудовищное напудренное сооружение, похожее на башню из безе, которое войдет в моду через пятьдесят лет.

Прическа готова, но требуется последний штрих. Адди берет жемчужный гребешок в форме перышка и вставляет зубья в локоны прямо за ухом. Странно, как меняет все впечатление крошечная деталь.

Сидя на мягком стуле в окружении роскоши, закутанная в чужой шлафрок синего шелка и с уложенными в прическу локонами, Адди почти забылась, почти сумела ощутить себя кем-то другим. Юной дамой, хозяйкой дома, что может передвигаться свободно, чья репутация незапятнанна.

Из образа выбиваются лишь веснушки на щеках – напоминание о том, кем была Адди, кто она есть и всегда будет. Но веснушки легко скрыть.

Адди тянется за пуховкой и уже почти подносит ее к лицу, как воздух трепещет от легчайшего дуновения, и вокруг разливается не аромат Парижа, а запах чистого поля.

– Я бы предпочел смотреть, как облака заслоняют звезды, – произносит голос.

Адди бросает взгляд в зеркало и отражающуюся в нем комнату. Двери на террасу еще закрыты, однако спальня уже не пуста. С таким видом, словно стоит там уже давно, к стене прислонился призрак. Адди не удивлена встрече – он навещает ее каждый год, – однако встревожена. Она всегда будет нервничать в его присутствии.

– Здравствуй, Аделин, – говорит мрак. Он в другом конце комнаты, но слова задевают ее кожу, словно опадающие листья.

Адди поворачивается, хватаясь свободной рукой за незастегнутый воротник шлафрока.

– Уходи.