Адди поглаживает кору и удивляется, как из небольшого ростка получилось широкоствольное древо, что разбросало во все стороны свои ветки и корни. Сто лет прошло с момента его посадки. Когда-то такой промежуток времени казался немыслимым, а теперь его сложно определить. Адди измеряет время секундами и временами года, периодами похолодания и оттепелями, революциями и их отголосками. Она видела, как разрушаются и строятся здания, горят и возводятся заново города, прошлое и настоящее размыто, время слилось в единый непрерывный поток.
Но дерево можно пощупать. Годы оставили след на его древесине, коре и корнях.
Адди сидит у могилы старухи, баюкая собственные старые кости в пестрой тени, и считает, сколько прошло времени с прошлого визита. Она рассказывает Эстель истории об Англии, Италии, Испании, о Маттео, о галерее, о Люке, о своем искусстве и о том, как изменился за эти годы мир. И хотя другого ответа, кроме шелеста листьев, она не получит, Адди знает, что сказала бы старуха:
«Только я», – думает Адди, но ответ Эстель сух как хворост: «Даже ты».
Ей не хватает советов Эстель, пусть и воображаемых. За долгие годы голос старухи в памяти Адди стал хрупким, изношенным, размазанным, как все ее смертные воспоминания.
Но здесь он вернулся.
Солнце клонится к закату, когда Адди встает и направляется к окраине деревни и опушке леса, к тому месту, что старуха звала домом. Время не пощадило и его. Лес поглотил разросшийся сад, дикая природа одолела хижину, разрушила до основания, среди останков торчат макушки юной поросли. Дерево сгнило, камни рассыпались, крыша и вовсе исчезла, а прочее медленно пожирают сорняки и виноград.
В следующий визит Адди от строения не останется и следа, все проглотит чаща. Но пока скелет, что неспешно тонет во мху, еще на месте.
Уже на подходе к полуразрушенному домишке Адди замечает тень движения и понимает: хижина не совсем заброшена. Она думает, что это кролик или, может быть, молодой олень, а находит мальчика, который играет среди руин, карабкается по остаткам каменных стен и хлещет сорняки прутом, притащенным из леса.
Мальчик ей знаком: это старший из сыновей, тот, что гонялся за собакой по двору. Ему примерно девять или десять. Он достаточно взрослый и смотрит на нее подозрительно, держа свой прут наподобие меча.
– Кто ты? – возмущенно спрашивает мальчишка.
На сей раз Адди не хочет притворяться призраком.
– Ведьма!
Она не знает, почему так ответила. Может, просто ради развлечения. Или потому, что правду говорить нельзя, а раз так – можно болтать что хочешь. Или потому, что так сказала бы на ее месте Эстель.
Лицо мальчика омрачает тень.
– Ведьм не существует, – возражает он, но в голосе нет уверенности, и когда Адди подходит ближе, мальчик пятится, наступая ботинками на хрусткие, высушенные солнцем ветки.
– Ты играешь на моих костях, – предупреждает Адди. – Спускайся-ка, пока не свалился.
От удивления мальчишка спотыкается, едва не поскользнувшись на островке мха.
– Впрочем, если решишь остаться, – продолжает Адди, – там и для тебя местечко найдется.
Он в ужасе спускается и уносит ноги. Адди наблюдает, как мальчик бежит, и в ушах ее отдается каркающий смех Эстель.
Она не жалеет, что напугала ребенка, – вряд ли он запомнит. И все же завтра мальчик придет сюда снова, а Адди спрячется на краю леса, чтобы посмотреть, как он попробует вскарабкаться на обломки хижины. Парнишка предпримет попытку, но в глазах появится тревога, ребенок отступит и убежит прочь. Вспомнит ли он в тот момент о ведьмах и зарытых костях, если эта идея проросла у него в голове?
Но сегодня Адди одна и думает лишь об Эстель.
Она ведет рукой по полуразрушенной стене и гадает, не остаться ли здесь. Стать ведьмой в лесной чаще, плодом чужого воображения. Представляет, как отстраивает заново дом старухи, даже опускается на колени и укладывает горкой несколько небольших камней. Но уже на четвертом те рассыпаются и падают в сорную траву в точно таком же порядке, в каком она их оттуда подняла.
Чернилами не написать.
Рану не нанести.
Дом не построить.
Адди вздыхает. Из леса, щебеча, вылетает стайка птиц. Адди поворачивается к деревьям. Солнце еще не зашло, до заката примерно час, но она глядит в чащу, и ей чудится, что мрак смотрит оттуда в ответ.
Она пробирается между наполовину вросшими в землю камнями и ступает под сень деревьев.
Ее пробирает дрожь.
Это как шагнуть сквозь завесу.
Адди бредет между деревьями. Когда-то она боялась заблудиться, теперь каждый шаг запечатлен в ее памяти. Адди не собьется с пути, даже если сама захочет.
В глубине чащи воздух прохладнее, под куполом леса ночь ближе. Теперь ей понятно, почему в тот день она потеряла счет времени. Почему граница между тьмой и закатом оказалась столь размытой. Она все думает – стала бы взывать к богам, если б знала, который час? Стала бы молиться, зная, кто ответит?
Адди не отвечает на эти вопросы.
Ответы ни к чему.