— А супруг он, очевидно, не приглашает, — мимоходом произнесла женщина, проследовав за Вольфом в спальню. Тот как раз бросил свой пиджак на кровать и начал снимать рубашку.
— Пригласил, — ответил Вольф на замечание Карен. Он не смотрел на супругу; его тон был таким же легким, как и у нее. — Но мне было ясно, что ты не захочешь идти.
— Почему это было тебе ясно? Ты меня даже не спросил.
— Ты же никогда никуда не хочешь идти.
— Это неправда. Просто годами считалось, что я должна остаться с детьми. А сейчас, со временем, их вполне уже можно разок оставить и одних.
— Хорошо, как скажешь. — Теперь Вольф стоял перед ней в одних трусах. Она считала, что у него красивое тело, стройное и мускулистое, хотя кожа и бледная; после отпуска он будет выглядеть неотразимым. — На будущее я это учту. — Он достал из шкафа свежую рубашку, но тут же повесил ее обратно. — Я ведь хотел сначала принять душ… Слушай, Карен, ты нервируешь меня, когда стоишь вот так над душой. И смотришь, как подстреленный олень… Сегодня вечером мы, к сожалению, уже ничего не можем изменить. Я не могу взять тебя сегодня с собой без предупреждения.
Одежда, которую он носил днем, лежала, скомканная, на кровати. Было ясно, что Карен уберет ее. Настолько ясно, что ему даже и не нужно было что-то говорить по этому поводу.
"Если б он хоть раз попросил меня что-то сделать за него, — подумала женщина, — вместо того чтобы предполагать это!"
— А кто твоя соседка за столом? — спросила она.
Вольф в тот момент уже собрался идти в ванную, но внезапно остановился.
— Что?
— Ведь на таком торжественном ужине рядом с каждым мужчиной сажают по соседству женщину за столом. А поскольку ты идешь без меня, значит, вместо меня найдется другая.
—
Карен посчитала, что муж слишком раздраженно отреагировал на ее вполне безобидный вопрос, и это вдруг обеспокоило ее. Несмотря на то что она твердо решила не упоминать его сегодняшний обед у итальянца, теперь она не смогла удержаться.
— Кто эта женщина, с которой ты сегодня обедал? — спросила она. — Эта молодая, с длинными волосами…
Ее мужа словно громом ударило.
— Как ты, черт побери… Я имею в виду, откуда ты знаешь, с кем я хожу обедать?
Карен передернула плечами. Теперь она пожалела, что задала этот вопрос, поскольку ей уже было ясно, что вся эта ситуация выльется в ссору, но отыгрывать все назад было уже поздно.
— У детей был сегодня спортивный праздник в школе, и они только час назад вернулись домой. Поэтому сегодня я в обед поехала в город. Купила себе новые джинсы, а потом подумала…
Мужчина наморщил лоб.
— Что?..
— Я собиралась немного перекусить у нашего старого итальянца. Но когда я подошла туда, то увидела тебя. С другой женщиной.
Вольф уже оправился от своего удивления и, как всегда, в считаные секунды вооружился и был готов к наступлению.
— О боже, опять!
— Нет, я…
— Ты стоишь здесь и просто-напросто меня допрашиваешь. Я прихожу домой после чертовски тяжелого дня, у меня мало времени, мне нужно переодеться, чтобы потом броситься в напряженный вечер, который доставит мне очень мало удовольствия — тут уж можешь мне поверить, — а тебе нужно использовать именно этот момент, чтобы вывалить на меня все свои подозрения и упреки! Это так типично для тебя, Карен. Ты недостаточно занята, поэтому не можешь представить себе, что у других людей слишком много дел, чтобы заниматься еще и такими идиотскими проблемами, как твои!
В глазах у Карен кипели слезы, и ей потребовалось большое усилие, чтобы удержать их. Разговор пошел обычным путем: оружие было повернуто против нее же самой. Вместо того чтобы Вольф дал ответы на ее вопросы — в которых, возможно, и прозвучали упреки, — он атаковал ее, как и всегда, заставил ее обороняться и снова внушил ей мысль, что она истерична и перегибает палку, что она, как обычно, неправильно себя ведет. И вот Карен уже стоит спиной к стене и молится, чтобы эта сцена завершилась прежде, чем Вольф скажет что-нибудь такое, с чем она опять неделями не сможет справиться.
— Я, собственно, была просто разочарована, — произнесла наконец женщина дрожащим голосом. Ей далеко до него. Всегда все одно и то же. Ей просто далеко до него…
Ее муж глубоко и театрально вздохнул. А затем демонстративно посмотрел на часы.