Незабываемая ночь

Саммер покачал головой.

– Он дипломат. Пытается играть за обе стороны одновременно и надеется преуспеть в обоих случаях. Я много лет назад советовал ему покончить с этим, но, по его словам, он… увяз. В Париже его семья и отец, полагаю, он пытается не допустить повторения прошлых событий, когда всех, у кого есть положение и деньги, вышвыривали из особняков и убивали. Или, по крайней мере, он желает быть предупрежденным об этом заранее, чтобы успеть спасти родных. Так бывает, что война сводится к защите собственных интересов и тех, кого любишь.

– С тобой случалось похожее?

Шейборн ответил:

– В моем случае причина одна.

– Англия?

Он взял бокал, которого она не заметила, и поднял так, что блики от упавшего на него света луны разлетелись по комнате. Селеста не сомневалась, что это хрусталь очень высокого качества.

– Несмотря на все ее недостатки, нет места лучше дома.

Эта фраза предназначалась ей, лишенной прошлого, будущего и дома?

– Твой дом по-прежнему в Суссексе, в Луксфорде.

Шейборн едва заметно напрягся.

– Да. Мой брат Джереми болен, однажды мне надо будет туда вернуться.

Селеста помнила его старшего брата. Он был высоким, худым и постоянно кашлял. Его жена, чье имя стерлось из памяти, все время ходила с грустным лицом, поговаривали, из-за того, что им не удается зачать наследника. Видя печаль в глазах Саммера, она решила не задавать вопросы.

– Для тебя жить – значит бороться, – тихо произнесла она. Эти слова любила повторять Кэролайн Дебюсси.

Увидев его улыбку, Селеста покраснела. Видимо, он думает о том, как легко она сегодня сдалась, но хорошее воспитание заставляет молчать. Она с легкостью раздает советы, которым не следует сама. Внезапно Селеста почувствовала себя уставшей до изнеможения.

Однажды Саммер станет лордом, виконтом Луксфордом.

– Аврелиан сказал, что лучше всего планировать отъезд из Парижа на послезавтра. Намечается какое-то празднование, все военные будут в нем задействованы, им некогда будет нами заниматься. Подождем от него вестей здесь. Он принес нам отличное белое вино, правда, привезенное незаконно. – Он поднял обе руки, в которых держал бокал и бутылку.

Сделав глоток, Селеста сразу его узнала.

– Превосходное.

– Оно отличается от сухих вин, которые есть в Париже. К тому же не надо переплачивать за налоги.

Селеста вспомнила, как они с Августом плыли по Луаре, каждый вечер любовались закатом и пили восхитительное вино. Было время, когда он был хорошим отцом, заботливым и добрым, еще до того, как его одурманил горький эликсир обмана и лжи. Позже одержимость идеями изменила его настолько, что он забыл обо всем на свете, даже о дочери.

Шейборн наблюдал за Селестой целый час до ее пробуждения и видел, каким беспокойным был сон. Она выглядела моложе, нежнее, не такой колючей. Без пиджака, под тонкой тканью рубашки просматривались очертания груди. Проснувшись, она первым делом надела пиджак, будто забыв, что было между ними прошлой ночью.

Удивительно, он с трудом преодолевал желание прикоснуться к ней. Мечтал испытать восхитительное чувство полного облегчения. Тепло ночи позволяло ослабить самоконтроль. Они были одни в крошечной комнате с видом на крыши Парижа. Издалека доносилась музыка, жалобная, навевающая тоску. Шейборн откинул голову на кожаную спинку и решился задать вопрос:

– Как думаешь, в том, что происходит, есть смысл?

Селеста улыбнулась.

– Раньше я считала, что есть.

– И что изменилось?

– Жизнь. Трудности. Смерть. Сейчас я начинаю верить в случайность. Если ты оказался в том месте, где на тебя обрушится мир, значит, так надо.

– Ты фаталист.

– Я реалист, – с бесконечной уверенностью произнесла она.

– Помню, ты призналась мне, что хочешь стать писателем.

Она резко встала, подошла к окну и стала разглядывать крыши.

– Ты единственный во всем мире, кому это известно.

– У меня сохранился написанный тобой рассказ. Помнишь, ты подарила мне его на восемнадцатый день рождения.

– История о двух сестрах. Одна была хорошая, другая плохая. Я всегда считала себя хорошей сестрой, которая идет верным путем правды, но сейчас… – Она замолчала, приложила ладонь к стеклу и почти сразу убрала. На запотевшем пятне она пальцем вывела буквы С. В. Ф. – Селеста Виктория Фурнье. Она была потомком двух знатных родов, и он хорошо это помнил. – Сегодня я очень испугалась, запаниковала. Раньше со мной такого не случалось, и это меня тревожит. Если подобное повторится, мы оба подвергнемся опасности, а я не хочу…

Шейборн встал и взял ее руку. По телу пробежала волна, похожая на ту, что он ощущал ночью.

– Селеста, трудности в жизни появляются и отступают вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.

Он привлек ее к себе, и она не сопротивлялась, тело было мягким и теплым. Как просто. Теперь многое казалось ему далеким и не важным, кроме, пожалуй, тоски по дому. Он поцеловал ее, позволив себе напор, на который не решился вчера. Жар дыхания женщины, остававшейся для него загадкой, смешался с его собственным.

Между ними не было той любви, какой он помнил ее даже спустя годы, но испытываемого сейчас было достаточно.