– Полагаю, твой отец счел бы, что его смерть была ступенькой к достижению цели. Даже трагические события – это получение необходимого опыта. И они приводят к росту, если все правильно воспринимаешь.
– Ты уехал в Испанию после смерти жены?
– Верно.
– Не беспокоило, что тебя могут убить, ведь сердце твое будто уже умерло, так?
Он ответил ей вопросом:
– Ты испытывала это после смерти отца?
– Папа знал, каковы риски. – Она отвечала резко и отрывисто, чтобы скрыть за манерой истинные чувства. – Он сделал выбор и считал, что все, кого он любит, должны быть рядом.
– Ты не была согласна?
– Как и любой, у кого есть собственные убеждения. Думая о всеобщем благе, он забывал о ближних. Если бы он умел довольствоваться малым…
Селеста замолчала, взяла бутылку вина и сделала большой глоток. Затем посмотрела на четки, привычно и ловко принялась перебирать пальцами бусины.
Она начала с Апостольского Символа веры:
– Верую в Бога, Отца всемогущего… – Повторение слов молитвы помогало ей обрести покой. Бальзам для израненной души. Она будто делилась болью со святыми, которые единственные могли помочь ей выдержать бремя.
Шейборн лежал с закрытыми глазами, повторяя про себя одну за другой молитвы: Отче наш, Аве Мария, К Пресвятой Троице и Первую Светлую Тайну. Наконец она закончила, положила четки ему в ноги и опять взяла мешок, в котором нашлись, помимо сильнодействующих порошков, побеги чеснока и душица.
Селеста взяла из бумажного кулечка самый темный порошок и щедро насыпала в кровоточащую рану. В этом Кэролайн можно доверять: если она сказала, что снадобья действенны, так оно и есть. Завязывая бинт, она на одном дыхании прочла молитву ангелу-хранителю.
– Завтра вечером нам надо уехать. Боюсь, больше ждать нельзя.
Шейборн кивнул, но по лицу было видно, что ее манипуляции принесли немало страданий, и ему нужен отдых.
– Если я умру…
Селеста не дала ему закончить.
– Не умрешь.
Уголки его рта на мгновение приподнялись, а потом он уснул, перевернувшись на бок и сложив руки под щекой.
Ей очень хотелось лечь рядом, ощутить тепло его тела, которое станет проникать в нее волнами, но вместо этого она прошла к окну и устроилась на банкетке. Ночь была ни холодной, ни теплой, и Селеста была рада молчаливой компании Шейборна.
Сейчас она понимала отца лучше, чем когда-либо. Было время, когда родители значили для нее все в жизни, потом она узнала правду, к тому же при самых ужасных обстоятельствах.
У Шейборна своя трагедия. Он похоронил жену Анну, красивую, добрую и милую.
Уже в полусне, она представляла, как танцует на балу в Лондоне с красавцем майором и весело смеется.
Утром начался сильный дождь. Селеста не только слышала, как струи бьются в стекло, но и ощущала в воздухе запахи, говорившие об изменении погоды.
Шейборн проснулся. Он сидел на балконе, прислонившись к стене, и курил. Интересно, как давно он там? Селеста не слышала ни звука, сон ее был неожиданно глубоким после испытаний последних дней. Хочется верить, он не наблюдал за ней.
– Тебе лучше?
– Намного. – Он улыбнулся. Зубы казались особенно белыми в свете пасмурного дня – тучи скрыли все предрассветные краски. – Дождь нам на руку. Просто удивительно, как быстро непогода может остановить людей, даже рьяно болеющих за свою страну. Так было в Испании, начинало лить – и армия замирала.
– Мне кажется, ты просто скромничаешь, майор. Для любой стороны будет огромной удачей взять такого агента, как ты, и дождь их не остановит. Женщина, которая вчера передала мне лекарства, сказала, что отдан приказ брать тебя живым и доставить для допроса. Нового допроса.
– А тебя?
Она дернула плечом и отвернулась. Внезапно стало зябко, будто повеяло кладбищенским холодом.
– Я заменима, как и большинство. Приказом велено стрелять на месте, но я легко не сдамся.
– Значит, надо сделать так, чтобы нас невозможно было узнать.
– Если я пойду с тобой…
– Пойдешь.
Она улыбнулась, такая уверенность ей нравилась. Передать, пусть на время, заботу о собственной безопасности было приятно, хотя и пугающе непривычно.
– Ты говорила вчера той женщине, где прячешься?
– Нет.
– Хорошо. Даже с друзьями нельзя терять бдительность.
– Ты поступал так же?
– Все годы. Высококлассный агент должен думать об общем деле, о стране, а не о личном.
Он смотрел прямо ей в глаза. Совсем некстати она ощутила внезапный прилив желания, внутри ее что-то шевельнулось, и все сразу стало иным. Сегодня в глазах Шейборна не было золотого блеска, они стали янтарными, цвет будто отвлекал от чего-то более важного, того, чем он не готов был делиться.
Душа его была изранена, как и ее; в его глазах она видела отблеск внутреннего огня той боли.
Перед ней совсем другой человек, лишь отдаленно похожий на прежнего Саммера. В них обоих уже не было невинности, свойственной юности. Селеста отвернулась. Говорили, Шейборн умеет читать людей по лицам, словно открытую книгу, а ей совсем не хотелось, чтобы он узнал больше, чем она рассказала.