New-Пигмалионъ

Это брак в работе диск-жокея. Я вам всем, когда брал вас на работу и стажировал, тысячу раз объяснял, что перед тем, как ставить песню с диска или с другого носителя, диск-жокей обязан прослушать вступление и концовку песни и по секундомеру прохронометрировать интродукцию и коду. Кроме того, для облегчения вашей работы, на плей-листе возле каждой песни обозначены вход и выход, сколько секунд от первого звука до начала пения и наоборот, сколько секунд от конца пения и до затухания последней ноты. И буквами даже обозначено для особенно тупых диск-жокеев. Вот, поглядите, кто забыл, – Ксютов потряс в воздухе распечаткой плей-листа, – вот, после песни Элтона Джона стоит цифра 12 и буква "эф"…

Что это значит? Это значит, что после того, как Элтон Джон кончил петь, музыка в этой песне звучит еще двенадцать секунд и у диск жокея, если ему вздумалось своим голосом красиво, как он думает, наезжать на хвост этой песни, есть целых двенадцать секунд, чтобы на музыке уходящей песни прокомментировать ее или сказать свою очередную гениальную глупость, вроде той, что сказала в тот же четверг Оля Сиротина.

Теперь все посмотрели на Олю, на девушку, что сидела по левую руку от программного.

– Но вернемся к профессионализму, Лена, ё-маё, у тебя на этом Элтоне было целых двенадцать секунд, за это время в эфире можно всего Шекспира процитировать, а ты мало того, что в следующую песню группы Грин Дэй очень плохо въехала, так ты своим чрезмерным комментарием залезла на голоса исполнителей, а это брак, а это непрофессионализм. Что? Не могла посмотреть, что до вступления голосов написано пять секунд? Чего тебя понесло?

Диск-жокеи зашушукались, по комнате за столом прокатилось оживление.

– За двенадцать секунд процитировать всего Шекспира? – хмыкнул сидевший рядом с Агашей Мирский, – Ольга и на пять то секунд ни одной цитаты из Шекспира в своей памяти не наберет.

– Тихо! – прикрикнул Ксютов, – дальше… Дальше я хотел сказать о главном.

Невнимательность это ваша естественная сфера обитания ваших душ. Вот поглядите!

Стоило в четверг полететь программному компьютеру, как вы умудрились навести полный хаос в рекламных окнах и буквально свести с ума нашу рекламную службу.

Чего казалось бы проще? Девочки из рекламной службы коммерческого директора приносят диск-жокею расписание рекламных окон каждого часа эфира. Там черным по белому написано время рекламного окна и последовательность рекламных роликов.

Диск жокею надо и всего-то, как только приготовить все "картриджи" с роликами, засунуть их в "картридж-плейеры", предварительно проверив картриджи – перемотана ли в них пленка на начальную метку, и потом как начнется рекламное окно, проиграть джингл и по очереди запустить все шесть или восемь картриджей с рекламными клипами… Как просто! Но мы и это разучились делать!

Ксютов с исполненным укоризны пафосом оглядел присутствующих.

– Оля умудрилась перепутать окно четырнадцать-пятнадцать и проиграла его дважды, в четырнадцать тридцать и четырнадцать сорок пять, покуда возмущенные клиенты не стали звонить коммерческому директору и девочки из рекламной службы не прибежали в студию и не настучали Оле по башке.

– Слушайте, у вас здесь все так сложно, – шепнула Агаша сидевшему рядом Мирскому, – я ни за что не смогу разобраться.

– Да, пустяки, – шепнул Агаше Мирский, – все дело в том, что сломался программный компьютер и пришлось гнать программу вручную, по старинке, музыку с си-дишек, а рекламу с картриджей, а так то в нормальные дни все с компьютера, все с жесткого диска в эфир идет.

– И потом, – откашлявшись, продолжил Ксютов, – Рита, ты почему между семнадцатью и восемнадцатью выругалась в эфире?

– Кто? Я? – изумилась девушка, сидевшая напротив Агаши.

– Да ты, – подтвердил Ксютов.

– Как я выругалась?

– Ты после Димы Билана, перед Шакирой сказала, что Шакира блядь.

– Что? – задохнулась от возмущения диск-жокей Рита, – не говорила я такого.

– Ну, что голословно, давай контрольную запись эфира послушаем, – сказал Ксютов,

– Сережа, найди нам пятничный эфир семнадцать часов, Ритин эфир…

Мирский поднялся со стула, подошел к компьютеру, сделал несколько манипуляций мышью. В комнате, репродуцируемые через колонки, подвешенные под потолком, послышались звуки музыки. Потом звуки музыки сменились звонким девичьим голоском.

– Вот здесь, ага, погромче сделай, – скомандовал Ксютов. … А мужскую компанию на нашем эфире будет разбавлять Шакира, – проговорил звонкий девичий голосок.

– Ну вот, – сказала Рита, – не блять Шакира, а раз-ба-влять Шакира, ты слушал не ухом, а брюхом.

– М-м-мда, – промямлил Ксютов.

– Оговорили, гады, – пожаловалась обиженная Рита, – и кто-то ведь донес, черная душа.

– Ты не пугайся, – после того, как совещание окончилось, сказал Мирский Агаше, – всю программу буду вести я, я буду и фишки на пульте двигать, и музыку гнать, и за рекламные окна отвечать, а ты будешь только говорить, когда я тебе мигну или свистну.

2.

У Дюрыгина с главным получился очень хороший разговор по-душам.

Редко такие продуктивные и откровенные разговоры у них выходили, а тут повод хороший случился.