Невыносимый

Наравне со словами убираю ладонь с щеки и переношу ее на его занесенный для удара, разбитый в кровь кулак.

– Слышишь? Не надо так больше.

Перехватываю его руку удобнее за запястье и кладу себе на шею. Синий взор впивается в мое лицо, и я ласково улыбаюсь.

– Все хорошо, – то ли утверждаю, то ли спрашиваю у него.

В любом случае он молчит. Смотрит, явно еще не осознавая происходящего. И я не выдерживаю, встаю на колени, подаюсь вперед и обнимаю, прижимаясь к нему всем телом, мысленно делясь с ним своим спокойствием. На самом деле его во мне и в помине нет, но я буквально заставляю себя расслабиться, чтобы он даже на миг не мог ощутить, в каком эмоциональном раздрае я сейчас пребываю.

Получается. Пусть и не сразу. Он все еще напряжен, но, кажется, возвращаться к рукоприкладству не намерен. Чуточку медлю и целую его в шею. Один, два, три, четыре…

На пятом поцелуе слышу, как он выдыхает. Шумно. Рвано. Тяжело. И я выдыхаю вместе с ним, чувствуя невероятное облегчение от того, что смогла до него достучаться. А вот новый вдох мне сделать не суждено. Так крепко сдавливают меня в ответных объятиях мужские руки. Благо ненадолго. Игнат отстраняется уже вскоре. Обхватывает мое лицо обеими ладонями и по-обыкновению пристально всматривается в мои глаза, на этот раз дольше, чем обычно. Но как только я собираюсь поинтересоваться, что же такого он постоянно пытается найти в них, во мне, он склоняется ближе и буквально впечатывает свои губы в мои. Целует бессовестно откровенно и жадно. Не ждет ответа. Так, наверное, целуют после долгой разлуки. Или в последний раз. Лишая сознание всех крох разума, оставляя на их месте одну единственную потребность – принадлежать ему. Такому, порой, невыносимо грубому, жестокому. Но такому желанному.

Глава 18

Игнат

Пульс стучит по вискам бешеным набатом.

Бам-бам-бам…

Считаю эти удары. Ничего кроме них не слышу. Нет ничего больше, кроме них. И войны в моей голове. Она же, тупая сука, никогда не заканчивается.

Бам-бам-бам…

Физиономия, прежде нагло ухмыльнувшаяся на мой прямой вопрос о дочери прокурора, превращается в мясо. Первый хруст сломанного носа – отдельно, его тоже не слышу. Сожалею лишь о том, что Андрей Полонский слишком слабый, х*рово сопротивляется, отпора никакого – тупо отключается.

Бам-бам-бам…

Сам виноват. В отличие от меня, прекрасно помнит ту ночь. И Таю тоже узнает. Еще до того, как озвучивает вслух, по глазам определяю и по его злорадной ухмылочке все то, что меня интересует. К тому же, я прекрасно помню о наличие его хобби, которое шикарно вписывается во все то, что я слышу там, в туалетной комнате. Пока возвращаюсь с первого этажа на второй, уже знаю его будущий ответ и мой сопутствующий приговор.

Бам-бам-бам…

Переключаюсь на мужа его сестры. У того выдержки больше. Падает лишь после второго удара. Терпит еще несколько. Правда, подвывает и визжит, как девка сопливая. Никакого достоинства. Да и откуда ему взяться? Те, кто на досуге тешит свое внутреннее дерьмо, подпитывая его унижением других, достоинством не обладают.

Бам-бам-бам…

Сколько этих ударов? Сбиваюсь со счета. Не утихает то, что жрет изнутри, подобно сорвавшемуся с цепи зверю. Наоборот. Раскаляется с каждым новым ударом все ярче и отчетливее. Даже когда это все становится полнейшей бессмыслицей. С таким же успехом можно лупить по мешку с песком. Хотя я и тогда не останавливаюсь. Стоп-кран отказывает. Бессмыслица же. Зачем прекращать? Пусть выйдет уже. Избавлюсь. Разве что…

– Игнат. Игнат. Хватит. Слышишь? Не надо так больше. Все хорошо, – доносится сбоку дрожащим голосом от Таи.

Кто ее сюда, бл*дь, пустил вообще?!

Хрупкая ладошка касается моего запястья, привнося новые краски в мир, залитый красным. Бледная. В самом деле дрожит. Смотрит на меня, словно затравленная лань. Заставляя представлять на месте этих двоих слабоумных ублюдков себя самого. В ее глазах я тоже чудовище. Тот, кто сломает, на кусочки разорвет, сожрет и не подавится. Не сказать, что безосновательно она меня опасается. Но если прежде меня все устраивало, то теперь… Х*р его знает, почему, но часть меня отказывается мириться с этим. Несмотря на то, что другая часть меня же в самом деле не просто готова сломать, разорвать, сожрать, но и жаждет этого ничуть не меньше, нежели всего остального.

Чтоб не смотрела так.

И чтоб не ждала и не надеялась, когда я стану лучше.

Просто потому, что не стану.

Них*ра я не такой, каким она меня желает и пытается видеть.

Я – то самое зло, что даже хуже всех остальных.

Те двое – паршивый, но проходящий эпизод в ее жизни.

От меня х*р избавишься.

Почему не понимает?

Создает очередную войну в моей голове.