Невыдуманные рассказы

Пётр Петрович несколько минут смотрел молча. Потом, пыхтя, полез в ящик стола и вытащил газету «Правда», передовицу которой венчала фотография Красной площади, снятая, как я смог определить, с Никольской башни или с самого верха музея истории революции. Видны были – крыша здания Сената, гранёная свеча Ивана Великого, кирпичная с зубчиком стена, маленькие игрушечные кубики мавзолея, новогодние ёлки за ним и вдоль пантеона, звёздная Спасская, сработанный сумасшедшим архитектором-кондитером торт – «Василий блаженный», оловянные фигурки Минина и Пожарского и круглая табакерка Лобного места. Статья называлась «Моя Родина».

– Всё это замечательно, – проговорил Петр Петрович, кивая на мой эскиз, – но я вот что предлагаю: давай на второй стене сделаем эту фотографию в цвете. Ведь как будет хорошо! – (Но мне стало нехорошо.) – Ну, ты тут всё сам знаешь: крыши зелёные – зелёненькой красочкой, стена из красного кирпича, ёлочки голубоватые, плиточки на площади… какие ж они там? – Он напряг лысину и закатил глаза, припоминая.

– Серые, – грустно подсказал я, уже почти не слушая, начиная ощущать слабость в коленях и близость катастрофы.

– Точно, – с удовольствием подтвердил Пётр Петрович и подытожил, вколачивая последний гвоздь в моё беззащитное нежно-розовое сознание: – И сверху крупными красными буквами надпись: «Моя Родина»!

Я ещё пытался отстоять своё творение. Убеждал, что обе стены задуманы как единое целое, что Красная площадь хороша сама по себе и её можно нарисовать в другом месте. Тщетно. Я видел медную лысину начальника конторы (он всё это время сидел, а я стоял рядом) и было ясно, что объяснять что-либо этому самовару бессмысленно.

Что оставалось делать? Я решил, во-первых: будь что будет, но выполнять идеологические галлюцинации Петра Петровича я не стану. Во-вторых, расшибусь, но закончу свой замысел, чего бы мне это не стоило.

Началась неравная борьба. Сначала я писал днём, но, узнав о том, что я не подчинился его указаниям, «самовар» перевёл меня на хозработы. Тогда я продолжил писать по ночам, в свободное от работы время – перешёл на нелегальное положение. Он посылал меня в командировки в Дмитровский район, но каждый вечер я возвращался на электричке и ночью был на стене. До сих пор удивляюсь: почему он не уволил меня сразу? Кто я? Божья коровка, бесправная «лимита», которую он мог одним щелчком вышибить на улицу. Но мои дни в общаге всё равно были сочтены, потому что срок временной прописки подходил к концу, а чтобы её продлить требовалось ходатайство с места работы, то есть всё от того же Петра Петровича. Я был полностью в его власти.

Но я всё же закончил работу! К этому моменту я уже был готов освободить помещение. Не знаю, что стало потом с моими росписями. Может быть, их закрасил какой-нибудь более покладистый коллега? Друзья говорили, что я поступил глупо – и надо было намалевать «Мою Родину». Я так не думаю… и ни о чём не жалею.

Плюс ко всем бедам случился казус: я поимел любовницу Петра Петровича. Нет, не специально. Так получилось. Инициатива полностью исходила от неё. Я в тот момент ещё не знал, что она его любовница. Об этом я узнал чуть позже.

Она работала в той же конторе мастером участка. Её звали, кажется, Рая. Точно не помню. Татарка или что-то в этом роде. Чёрненькая. Широкая в кости.

Я был вызван Петром Петровичем в Бирюлёво, где он жил, для каких-то хозяйственных нужд. Что делал, не помню. Помню, что весь день играл в настольный теннис. Рая тоже жила в этом доме. Я видел её в конторе, и мы были немного знакомы. Увидев меня, она попросила помочь ей что-то прибить или прикрутить у неё дома. Пошли к ней. Чай, кофе. Что уж я там прибивал или прикручивал, бог знает, да и нужно ли было, – сомневаюсь! Только как-то очень быстро мы оказались в постели. Никаких чудес в этом деле она мне не открыла. Пока я в поте лица помогал ей по хозяйству, лежала дохлым тюленем на спине и смотрела мимо меня в зеркальное трюмо, которое стояло прямо напротив кровати. Понятно, что специально. Это её, наверное, заводило! Или она так думала, что заводило. Потому что я так и не почувствовал, что она завелась. Но ей, видно, понравилось. Потому что через некоторое время она вдруг пожаловала ко мне на Ярославское шоссе. Неожиданно.

А ко мне в этот момент приехала знакомая девушка из Вильнюса. Мы с ней дружили до моего отъезда в Москву, но никаких интимных отношений не было. Правда! Но она, как оказывается, в меня была влюблена, но тогда она не призналась и вида не подала. Она ко мне приехала в Москву, чтобы признаться и чтобы я у неё был первым мужчиной. Вот такой девичий каприз! Что тут поделаешь.

И вот она у меня живёт третий день, когда заявляется эта Рая.

Стучат в дверь. Я прикрыл дверь в спальню – мало ли кто! Может, начальство? Открываю. Рая. Она поздоровалась, зашла в прихожую и смотрит на меня так, как будто говорит: «Чего стоишь, раздевай меня и неси в постель!» Но увидев мою вялую реакцию и закрытую дверь, смекнула, что что-то не так и спрашивает:

– Ты не один? Кто там у тебя? Женщина?