Невыдуманные рассказы

Янина ещё немного повозилась на кухне, вымыла оставшуюся после завтрака посуду. Потом покормила Еву и уложила в кроватку. Девочка ни в какую не хотела засыпать, плакала и просилась на руки, но всё же сон сморил малышку. Янина решила сбегать в магазин, благо он был недалеко.

Тем временем Ермолай по крутой узкой тропинке уже спустился к реке. Время для купания было раннее. Народу на берегу немного. Перегудов быстро разделся, подошёл к воде и попробовал ногой – не холодная ли. Вытащил из портфеля варана. Зем-зем уже крутил хвостом и молотил лапами по воздуху, предвкушая свободное плавание. Ермолай аккуратно положил варана на воду и слегка подтолкнул вперёд, словно пускал кораблик. Зем-зем шустро скользнул по водной глади, по-змеиному вертя хвостом. Ермолай – за ним.

Двухлетняя Ева проснулась. Никого в комнате не было. Она позвала маму, но никто ей не ответил. Тогда малышка вылезла из кроватки и протопала через коридор на кухню – и там тоже никого. В ванной и в туалете та же картина. Вернулась в комнату. Прошлась вдоль стены, где стояли папины стеклянные ящики с живыми игрушками. Только папа никогда не давал Еве ими поиграть. Она попробовала дотянуться до верхнего края аквариума, но не смогла: была ещё слишком мала росточком. Тогда рыжая кроха догадалась, что можно пододвинуть к стеклянному ящику кресло, которое стояло в дальнем углу комнаты около её кроватки. Так она и сделала. Взобравшись на кресло, смышлёная девчушка легко смогла сдвинуть крышку аквариума, где весёлой чёрной лентой зазывно извивалась живая игрушка.

Перегудов в воде долго забавлялся с вараном: ловил его и снова отпускал. То плыл рядом с ним, то заплывал вперёд. Затем поднырнул под него и из глубины смотрел, как освещённый солнечным светом силуэт плывущего Зем-зема будто летит по воздуху.

Внезапно сквозь толщу воды он услышал протяжный отчаянный крик: «Кл-о-о-у-у-ун!!!» Сердце его ёкнуло и оборвалось. Ермолай мгновенно вынырнул и огляделся, но никого не увидел – ни в воде, ни на берегах реки. Но ощущение того, что что-то случилось, не покидало его. Он поймал Зема-зема и быстро поплыл к берегу.

Всю дорогу до дома он бежал. Вот и его дом. Подъезд. По лестнице взлетел на второй этаж, на ходу доставая ключи от квартиры. Еле совладав с волнением, открыл дверь. Не глядя, бросил портфель с вараном на обувной ящик и ворвался в комнату.

Ева лежала на полу и удивлёнными глазками смотрела в потолок. В прозрачном сумраке комнаты её личико и ручки светились бледной голубизной. Рядом с телом малышки чёрным упругим шнуром извивался щитомордник.

И тогда, упав на колени и схватив себя обеими руками за волосы, Клоун впервые по-настоящему страшно и протяжно завыл.

«МОЯ РОДИНА»

ПРОЩАНИЕ С РОЗОЙ

Легкий белый пух с влажной холодной нежностью опускается в раскисшую муть улицы. Хлип-хлюп-хлябь – шаги. Кто-то неприкаянный медленно и безнадёжно плетется вдоль серых бетонных монументов февральского города. Месит ботинками подтаявший снег. Вслед за ним задумчиво, семеня неправильной походкой, опустив голову и припадая на заднюю левую лапу, бредет лохматый пёс неизвестной породы. Белый, с апельсиновыми пятнами и черными подпалинами вокруг глаз.

«Боже, если Ты есть, ответь: отчего так печальна земля, почему такая тоска и пустота внутри и вокруг? Как холодно и враждебно пространство! И время так невыносимо жестоко и беспощадно ко всему живому и теплому. Во всём предсказуемость и неизбежность. Вот, хочешь, я предскажу Тебе мое будущее? Нет, не далёкое, а вот нынешнее, сегодняшнее, сиюминутное. Молчишь? Но я всё равно скажу. Сейчас я пройду еще шагов триста–четыреста и по дороге в продуктовом магазинчике куплю пачку сигарет и спички. Дам продавщице три рубля (это всё, что у меня есть) и она (дурёха!) даст мне сдачи, как с пяти».

Он поправил взъерошенную от мокрого снега кроличью шапку и чуть прибавил шаг. Вот и магазинчик. С трудом открыл створку двери: пружина слишком жесткая и снег на пороге мешает. В зальчике пусто. Ни одного покупателя. Он повернул налево к «ликёро-водочному». Подошел к прилавку, за которым стояла плотная, неопределенного возраста продавщица. Она зябко куталась в накинутое поверх серого казённого халата дорогое с пушистым воротником чёрное пальто. Лица её он не рассмотрел, не пытался.

– Пачку «Примы» и спички, – глухо сказал он.

Вытащил из кармана серенького пальтеца сложенную пополам трёшку, положил на черную пластиковую тарелку кассы и стал смотреть на руки продавщицы.

Она молча смахнула трояк в приоткрытый ящик стола, взяла с полки сигареты и сбоку из картонного ящика коробок спичек. Положила их на прилавок. Шире открыла ящик кассы и стала выдавать сдачу: три рубля, потом рубль и мелочь. Он спокойно собрал сдачу, положил в карман пальто, поблагодарил и пошел к выходу.

Шагнул на улицу. Снег всё также тихо падал крупными хлопьями, похожими на птичий пух. Пёс терпеливо сидел в сторонке под деревом, подняв острое ухо (второе не поднималось от рождения).