— На шкив гляньте. Восьмерит, вон как бьет! Шкив погнут, бракованный на заводе воткнули. Вот он и долбал помпу.
— Что же делать? — растерянно спросил прапорщик.
— И шкив менять. Прежде всего.
— Мне же в Вологду сегодня выехать надо! — посетовал прапорщик. Постарайся, сделай, браток.
— Как повезет, — пожал плечами Миша, оглядывая салон машины, отмечая, что все там прибрано, ничего лишнего, красивые итальянские чехлы из искусственного велюра, красные с черными полосами, один чехол, правда, высоко на спинке переднего сиденья явно прожжен — темнела дырка размером с три копейки, обведенная спекшейся тканью. «Курильщик какой-нибудь», подумал Миша.
Прапорщик тем временем вторыми ключами, висевшими на элегантном фиатовском брелке, открыл багажник, достал разбухший целлофановый пакет, сказал:
— Браток, сделай до обеда… Возьми, — протянул Мише пакет, — лещ копченый… Ты мастери, а я побегу. К сватам заскочить надо, потом сюда вернуться, а перед отъездом еще в «Детский мир», в ЦУМ поспеть, жена долгий список дала… Я ведь чего в Вологду? Дочка там живет, родила внука. Без подарков не явишься. — Он положил пакет с рыбой на заднее сиденье.
— Ладно, иди выписывай заказ-наряд, — сказал Миша.
Пока прапорщик оформлял заказ-наряд, Миша засунул под машину большое корыто, куда обычно сливал тосол и увидел, что погнут «фартук». Вернулся прапорщик.
— На, — отдал он Мише бумаги.
— Где «фартук»-то погнул? — спросил Миша, сидя на корточках перед корытом.
— Кусок рельса торчал, я не заметил, зацепил… Так я побегу? Когда мне быть?
— К трем… Ключи оставь.
— Они в замке. А вторые у меня…
С «семеркой» прапорщика Миша управился к обеду. Отогнал ее в закуток, запер, сунул ключи в карман и после обеда принялся за другую машину. Прапорщик вернулся не к трем, а около четырех, запыхавшийся, взмокший.
— Ну что?! — спросил он Мишу.
— Готова. Можешь ехать.
В это время по громкой связи объявили:
— Механик Брустин, зайдите к начальнику смены, вас к телефону.
— Побегу, — сказал Миша.
— Ты надолго? — спросил прапорщик.
— Не знаю.
— Ждать не могу… Спасибо, браток!..
Миша вышел из цеха, направился в каморку начальника смены. На столе лежала телефонная трубка.
— Тебя, — сказал начальник смены. — Ким Валеев.
— Привет, Ким, — придерживая трубку плечом, Миша стал закуривать. Что стряслось?
— Слушай, Мишок, отработай завтра и в субботу и мою смену. Понимаешь, кореш, с которым тянул срочную, женится.
— Ну, а я причем? Хочешь заменить его в первую брачную ночь?
— Живет он в Рязани. Не поехать на свадьбу не могу. Я потом отработаю за тебя.
— Это понятно… Хрен с тобой, езжай. Привези со свадьбы сладенького, кусок хорошего торта… Будь здоров, — он повесил трубку…
Отъехав от СТО километра четыре, прапорщик хватился, что вторая пара ключей осталась у Миши. Глянул на часы, понял, что времени в обрез: еще надо в «Детский мир» и ЦУМ, а возвращаться за ключами, тогда уж точно никуда не поспеет. И послав эти ключи куда подальше, успокоил себя, что на обратном пути из Вологды в Астрахань заедет и заберет ключи…
Мише Брустину было тридцать два года. Слыл он добросовестным мотористом, к нему многие старались попасть, была у него уже своя клиентура. Он жил с отцом, мать два года назад умерла от рака, так и не дождавшись ни невестки, ни внуков — Миша был заядлый холостяк. Отец его, Борис Сергеевич, инвалид войны второй группы, все еще работал там же, куда пришел сорок лет назад в проектный институт энергосетей. Начав рядовым инженером, на пенсию вышел в должности начальника отдела, Начальство упросило его, опытного, знающего, остаться, придумали для него должность «главный специалист». Заказов после развала Союза стало намного меньше, и институт работал вполсилы, некоторые отделы и службы «отдыхали» по 3–4 дня в неделю. Так что у Бориса Сергеевича теперь было много времени, чтобы тосковать по жене, предаваться воспоминаниям, обихаживать себя и Мишу. У них всегда были хорошие отношения, теперь же, после смерти жены, отношения эти стали еще нежнее, заботливей, доверительней, хотя внешне ни отец, ни сын этого не подчеркивали.
Так и жили они вдвоем в трехкомнатной квартире на Большой Полянке. Большую часть хозяйственных дел после смерти жены Борис Сергеевич взял на себя, в том числе и приготовление еды, Миша же обеспечивал продуктами, у него был старенький «Москвич», что ускоряло этот процесс. Машину в свое время купил отец у коллеги, уезжавшего в Израиль, сам Борис Сергеевич пользовался ею редко, оформил доверенность на Мишу.
Миша работал посменно. Если в первую, утреннюю, то ездил на СТО «Москвичом», рано утром добираться городским транспортом стало невозможно; когда же была вторая смена, ездил на метро и автобусом — на работу и обратно, минуя час пик.
Борис Сергеевич любил сына беззаветно, с той силой преданности, которая к старости, сжатой одиночеством, направлена на одного из самых близких — на дочь или сына, на жену или внука, внучку. У Бориса Сергеевича был только единственный сын…
В тот роковой день, когда прапорщик менял помпу на своей белой новенькой «семерке», Миша работал в первую смену. Был четверг…