Невиновных нет

— Ну что, добры молодцы, явились обмерять, какой длины гроб заказывать?.. Вон стулья у стены, берите, подсаживайтесь. Как слетал? спросил Лебяхин Перфильева.

— Нормально.

— У меня есть для тебя кое-какие новости. Но это потом, когда выпишусь.

— Когда собираетесь домой? — спросил Сидельников.

— Еще какие-то анализы надо, и на «узи» еще раз. Ты чем-то озабочен? — спросил он Перфильева, пытливым умным взглядом уловив по глазам Перфильева некое беспокойство.

— Ничего особенного, — ответил Перфильев и рассказал о телефонных звонках и о странном затягивании оформления его документов для поездки в Южную Корею. Прежде такого не случалось.

— Звонки-то ладно, может твою квартиру хотят обчистить, а может кто-то балуется. А вот с документами… Такого раньше не было. А не полететь или опоздать тебе нельзя. Несолидно… Ладно, я тут на досуге что-нибудь придумаю, — и повернувшись к Сидельникову, сказал: — Как думаешь, племянничек, с чего это Субботин волокитит документы Павла?

— А черт его знает!

— А надо бы знать. Так что прикажи радиотехнической службе от моего имени: пусть ушки навострят.

— Понятно…

Они посидели еще с полчаса, поболтали о всяких общероссийских новостях, покуда сестра, пришедшая ставить капельницу, не выставила обоих…

Вечером Перфильевы поехали в Ленком на премьеру. После спектакля Перфильев отвез жену домой, а свою «девятку» погнал в гараж. Возвращался городским транспортом. Было сыро, слякотно, предзимний ветер, словно пробуя свою силу — готов ли к зиме — дергал и выкручивал мокрые обнищавшие ветви деревьев. Перфильев миновал уже гулкую подворотню, направился было к своему подъезду, когда увидел, как из тени к нему стали приближаться фигуры. Случайности тут быть не могло, понял он сразу: уж слишком синхронно сближались, держа его между собой. Двор был пуст, никто не поможет. «Дадут обрезком трубы по голове, ограбят, разденут. Это в лучшем случае», — быстро думал он, ища решение. Взгляд его упал на припаркованные машины соседей, выделив серую «Волгу» соседа по лестничной клетке, старого полярника-гидролога. У них были очень хорошие отношения, несмотря на разницу в возрасте. Когда-то Перфильев привез ему из Парижа электронное противоугонное устройство, сам его и поставил, наладил.

Решение пришло молниеносно: сделав четыре шага навстречу одному из приближавшихся, резко отскочил вправо, подбежал к «Волге» и затряс ее за рейки багажника, укрепленного на крыше. Тотчас прерывистым криком отозвалась противоугонная сигнализация. Незнакомцы от неожиданности остолбенели, затем бросились в подворотню и выскочили на улицу. Перфильев слышал, как наверху в подъезде лязгнула дверь лифта, затем из подъезда в куртке, торопливо надетой на майку, в спортивных брюках выскочил сын гидролога сорокалетний крепыш с метровым куском свинцового кабеля в руке.

— Чего она взревела? — спросил он, заметив Перфильева.

— Меня увидела, наверное, испугалась, — отшутился Перфильев. — Иногда случается, срабатывает, может, ветер качнул…

Они вошли в лифт.

— Как отец? — спросил Перфильев.

— Ничего. Сидит по вечерам над кляссерами, раскладывает марки…

Попрощались на лестничной площадке…

Жене Перфильев ничего не стал говорит, умолчал об этом происшествии и на работе: экое событие, мало ли нынче грабят!..

Из Шереметьево Желтовский поехал к себе на дачу, где постоянно жил один. Семьи у него не было. В городской квартире он почти не бывал, там жила мать.

Переодевшись в домашние старые джинсы и теплый свитер, он с радостью сбросил туфли, содрал носки и с наслаждением босой ступил на прохладный линолеум. Сварил кофе, присел к письменному столу, закурил, закинул ноги на спинку второго кресла и включил автоответчик. Услышал голос матери: «Митенька, вернешься, позвони. У меня все в порядке. Смеситель на кухню, что ты привез, я поменяла в „Сантехнике“ на другой. Слесарь ругался, что какая-то резьба не подходит. Тебе звонила Женя. Я сказала, что ты в отъезде. Просила, чтоб ты позвонил, у нее что-то интересное для тебя. Да, забыла, два дня у меня гостили Лыковы, они приезжали из Бешкека, будут покупать квартиру во Владимире. У меня кончился „дильрен“, осталось всего пять капсул. Он мне лучше всего помогает. Жду твоего звонка, а еще лучше, ежели сам заявишься». Больше на кассете никаких записей не было.

Он позвонил матери:

— Ма, я уже дома. Живой, здоровый. «Дильрен» я тебе привез, хватит на год. Буду у тебя завтра в четыре… Да… Нет, хочу голубцы и чтоб запить, чашку крепкого бульона… Ничего, ничего, мне не повредит… Хорошо… Все, до завтра… Ну, ну, не серчай… Много работы…

С утра он уехал на работу, отдал кассеты на монтировку, свой отчет о поездке в Париж, обошел приятелей, поболтал, заглянул к начальству, узнал, что предстоит лететь в Чечню.

По дороге к матери вспомнил, что едет без гостинца. Купил в палатке бутылку дорогого «Киви ликера». Мать все такая же, обстоятельная, неторопливая, стол ему накрыла на кухне, но застелила свежей скатертью. Он отдал ей лекарство, несколько упаковок.