Невидимый противник

— Он мог убить водителя и угнать машину. Лихой парень. Но он был на восемь лет старше Сонни и, наверное, уже умер. Номера банкнот записаны, но ему, если он жив, около восьмидесяти лет. Есть надежда. Хм, Хаммер, забавно, что вы это откопали!

— И еще, Торренс, ваша жена — что вы о ней знаете?

— Я знал все, прежде чем жениться на ней. Она была в беде, потом мы полюбили друг друга. Я порядочный человек, мистер Хаммер. Я мог бы и не идти с ней к алтарю, но это дело вкуса. К несчастью, пагубная страсть свела ее в могилу... Что еще?

— А шантаж?

— Ерунда. Все подробности были в газетах. Я не допустил бы этого.

— Может быть, вас еще не пытались шантажировать?

— Что это значит?!

Я попрощался и вышел из кабинета, ища глазами Джеральдину.

Она сидела за машинкой. Глаза скрыты за темными стеклами очков. В данный момент она выглядела идеальной секретаршей. Под маленьким столиком с машинкой мне были видны ее стройные ноги. Юбка поднялась, когда она скрестила их, и первое, что она сделала при моем появлении,— одернула ее. Я успел заметить прелестные кружевные трусики, весьма соблазнительные.

Я присвистнул:

— Вот это да!

— Я что, плохо выгляжу?

— Да нет, наоборот. Как Торренс выдерживает диету с вами под боком?

— Очень просто. Я для него секретарша и политический комментатор, ничего больше. Могу бегать по дому с картонными коробками на голове, и он этого не заметит.

— Хотите поспорим?

— Нет. Это правда. Он очень целеустремленный человек, для которого политическая карьера заменяет все. Он слишком долго был на службе, чтобы начать думать о чем-то другом.

— А ведь женщины имеют право голоса?

— Да. И потому он иногда позволяет им показываться с ним в общественных местах. Женщины не любят вдовцов с Семейными инстинктами, но им нравятся упорные холостяки, сдающиеся под их чарами.

— Это то, что приносит им голоса. Сим сказал, что вы, крошка, были с ним три политических кампании.

— Ну и что с того?

— Возможен шантаж, связанный с его прошлым?

— О нет. Он чист, как слеза. Поэтому мы так всполошились, когда Сью сбежала. Даже такая малость может испортить выборы. Человек, который не может навести порядок у себя в доме, не сумеет навести порядок в штате!

Она встала и подошла ко мне. Бедра медленно покачивались, налитая грудь мерно вздымалась под плотно облегающим свитером.

— Думаете, Сью больше не устроит неприятностей?

— Она совсем взрослая. Зачем?

— Ну, а как быть с ее манией... что мистер Торренс убил ее мать?

— Это ей придется выкинуть из головы.

— Она думает об этом. А навязчивые мысли иногда становятся реальностью. Ее раннее детство было не из приятных. Я не думаю, чтобы она когда-нибудь узнала, кто ее отец. Если она выступит с открытыми обвинениями, это повредит Торренсу.

— Я с ней поговорю. Где она?

— В летнем домике. Она там тренируется, да и живет.

Она улыбнулась, медленно положила руки мне на плечи, медленно приподнялась на цыпочках и, неторопливо проведя язычком по губам, прижалась к моему рту.

Это был медленный, пробный поцелуй, как будто она хотела высосать сок из сливы, прежде чем купить себе немного. Ее рот был трепетным, теплым, обещающим...

Потом так же медленно она оторвалась от меня и улыбнулась. .

— Спасибо.

— Спасибо,— ответил я и улыбнулся ей.

— Я могу возненавидеть вас и могу полюбить.

— А что хуже?

— Это придется вам выяснить самому!

— Может быть, я это и сделаю, малышка.

* * *

Она открыла Дверь и заглянула мне за спину.

— А Велда не с тобой?

— Нет, Можно войти?

Она скорчила мне рожицу и дала пройти в маленькую комнату, приспособленную к ее вкусам и пристрастиям. Одна стена была зеркальной, со станком для занятий балетом. В комнате были микрофон на длинной рукоятке, проигрыватель с кучей пластинок в ярких обложках, пианино; на полу лежали медвежьи шкуры и куча бумаги. Потом еще какие-то ткани, шарфы, пуфики— все кругом было радужным от ярких красок. На столике свалены старые афиши, балетные туфли и какие-то фото.

— Чье это?

— Мамино.

— Она давно умерла.

— Хочешь взглянуть, какая она была?

— Конечно.

Это были снимки, сделанные в ночных клубах, и газетные фото — вот дна, Салли Девон, прекрасно сложенная, с милой улыбкой. Но на мой взгляд, она была точным образцом шоу-герл, и только. Своей изюминки у нее не было. Фотографий было четыре штуки, все они при ночном освещении, все — с компанией друзей. На двух — один и тот же человек: темноволосый, с глубоко посаженными глазами, похожий на священника своей благообразностью.

— Она была прелесть.

— Она была прекрасна,— мягко сказала Сью.— Я еще помню ее лицо.

— Это снято еще до твоего рождения.

— Я помню, как она говорила со мной о нем.

— Дальше что?

— Она его ненавидела.

— Сыо... Они были женаты.

— Пусть.

— Хочешь правду?

Она закусила губу.

— Твоя мать была алкоголичкой. Он сделал все, чтобы она вылечилась. Алкоголики это ненавидят. Он не давал ей пить. Оставь эту чепуху, что он...

— Она сказала: «Меня убила змея».

— Пьяницы видят во сне обычно слонов или удавов.

— Она сказала: «Ищи письмо». Когда-нибудь я его найду.

Тебе было три года. Как ты можешь помнить такие вещи!

— Просто помню.

— Что ты хочешь?

— Поцелуй меня.

Я поцеловал.