Он направил на меня пистолет.
— Только зачем ей было подбирать такую старую галошу?
Когда она заговорила, ее голос был неузнаваем.
— А как бы я могла подобрать тебя?
— Это уж мое дело. Я за тобой наблюдаю в это окошко уже четыре дня и как раз сейчас в хорошем настроении. Ну как, мы поладим?
Я уже готов был взорваться и все погубить, но почувствовал, что ее колено прижалось к моим ногам.
— Почему бы не поладить,— протянула она.
Он глупо хихикнул и посмотрел на меня, развязно подмигивая.
— Что ж, может, потом мы и займемся любовью, крошка, как только я прихлопну это чучело.
— Тебе придется здорово потрудиться,— не выдержал я его наглого тона.
Дуло поднялось точно на уровень моего виска и замерло.
— Это у меня такая манера стрелять,—сказал он, глядя на меня в упор и крепко сжимая пистолет.
Велда сказала:
— Если эта штука выстрелит, тебе меня не видать.
Этих слов было недостаточно. Он опять стал хихикать.
— Валяй, валяй, за этим я и пришел. Кусайся!
— Что?
— Играешь и играй.
Дуло повернулось в ее сторону, потом вернулось на прежнее место. Он был готов пристрелить нас — того или другого, или обоих,— когда ему вздумается. Я кипел от сдерживаемой ненависти и совсем не чувствовал страха; чуть-чуть подвинувшись на тахте, я успел переместить руку на дюйм ближе к своему 45-му. Но этого было слишком мало.
— Мне нужна крошка, и ты это знаешь, и никаких
игр со мной. Отдай ее мне, я быстро смотаюсь, и все довольны.
— Может быть,— сказали.
Его глаза быстро скользнули по мне.
— Да, может быть,— ухмыльнулся он.— Ты что-то знаешь, чучело. Ты не кажешься напуганным, а?
— А почему бы и нет?
— Конечно, почему бы и нет? Но что бы ты ни думал, это не твой день, чучело. Так! Теперь остались секунды.
Он на какой-то миг перевел дух — глаза говорили, что он считает дело сделанным и меня покойником. Он глядел на нас равнодушным взглядом убийцы, и под его взглядом мы с Велдой начали медленно придвигаться, друг к другу Мы действительно погибли бы, если бы...
Кто-то рывком открыл дверь и стукнул его по руке. Он немедленно выпустил очередь в угол и со сдавленным криком повернулся к вошедшим, выстрелил в них, но, кажется, промахнулся. Первый из парней, вошедших в комнату, опередил его, двумя пулями прошив его грудную клетку, и он 'начал валиться на пол, им под ноги. Кровавые пузыри вздувались на его губах. Я старался дотянуться до плаща с оружием, когда вошедший заметил меня и дал очередь поверх моей головы. В свете, падавшем из коридора, я разобрал, что они явно не из полиции. Я узнал физиономию одного, с которым имел дело много лет назад.
Это был его последний выстрел. Я достал его своим 45-м и вдребезги разнес ему череп. Второй успел отскочить, держась за живот,— значит, он все-таки был ранен в начале перестрелки. Он исчез, и я услышал как на улице взвыл мотор. И все, что осталось от этой сцены,— два тела, да еще глубокая тишина вокруг.
Тот, первый, все еще лежал на полу, и я наклонился над ним. Он уже отходил, я хотел спросить у него кое-что, но у меня не было времени.
Сквозь кровавую пену на губах он выдавил:
— Ты получишь свое, чучело.
Я не хотел, чтобы он мирно скончался.
— Нет времени беседовать. Знаешь, это все-таки мой день!
Его рот открылся судорожным усилием, но у него уже начали костенеть мышцы, и это было последнее предсмертное движение.
«Откуда они все и куда? — подумал я,— И почему меня всегда окружают покойники?»
Я вернулся, все в порядке. Совсем как в веселые прошлые времена, любовь и смерть шествуют рука об руку.
Что-то в его лице было мне смутно знакомо. Я повернул его голову носком ботинка и всмотрелся.
Велда спросила:
— Ты его знал?
— Да. Его зовут Базиль Левит. Он был одним из дешевых платных убийц.
— А другой?
— Его называли Детской Ручкой. Он обычно подвизался на ипподроме и, впрочем, уже несколько раз заваливал дело.
Я взглянул на нее и заметил, как она странно дышит и какое грустное у нее лицо!
Что-то жалкое есть в людях, которые, подобно животным, должны драться за свою жизнь.
— Это что-то новенькое, котенок. Они не оттуда, не с другой стороны, и не за тобой. Кто это — «крошка», милая?-
— Майк... .
Я указал на первого на полу.
— Он пришел за крошкой. Он пришел готовый пристрелить тебя. А теперь кто она?
Опять она посмотрела на меня с этим странным выражением.
— Девочка... она же еще совсем девочка,
Я стиснул пальцы от нетерпения.
— Давай быстрей говори все! Ты знаешь, что тебя ждет? Сколько людей умерло от того, что ты знала, и ты до сих пор не йзбавилась от этого. Хочешь, чтобы тебя после всего пристрелили из-за какой-то глупости?
Она. взглянула на меня исподлобья.
— Она сейчас наверху, в комнате над этой.
— Кто «она»?
— Я... не знаю. Она пришла через день после того, как меня поместили сюда. Я услышала, как она плачет, и впустила ее.
— Это было не слишком разумно.
— Майк... было время, когда мне самой нужно было, чтобы меня впустили в дом, в тепло.
— Прости.