Невидимый противник

— Все это буквально перевернуло меня. Бедный Росси, вы обратили на него внимание? Бедняга! Когда Дина была еще маленькой девочкой, я не раз качал ее у себя на колене. Она была таким прелестным ребенком. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, но это все равно всегда удивительно.

Он опять запыхтел трубкой, наполняя купе клубами дыма.

— Кстати, вы знаете, что Вукчич едет этим же поездом?

— Нет.

Берин кивнул.

— Он прыгнул в него в последнюю минуту. Я видел его, он метался по платформе, как лев по клетке. А я чувствую себя неуютно, потому что у меня есть долги. Я в большом долгу перед вами и хотел бы, хотя бы для своего спокойствия, расплатиться. Там, на Канавинском курорте, вы были гостем, и я не хотел говорить об этом, но сейчас это вполне допустимо. Вы вытащили меня из этой паршивой истории и, может быть, даже спасли мне жизнь, и вы сделали это по просьбе моей дочери с профессиональным мастерством. Вполне естественно, что я считаю своим долгом расплатиться с вами.

Вульф пожал плечами.

— Взгляните сюда, сэр. Давайте допустим, что в качестве постулата я спас вам жизнь. Но если я это сделал, я считаю возможным представить это как жест благорасположения к вам и дружбы, а это не требует оплаты. Примете ли вы такой жест?

— Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Невозможно допустить, чтобы я, Джером Берин, не заплатил за эту услугу!

— Хорошо. — Вульф поднял голову. — Если вы не хотите это принять в качестве дружбы — дело ваше. В этом случае я могу сделать только одну вещь — предоставить вам счет. Это просто. Однако, в данном случае, учитывая критичность ситуации и сжатые сроки выполнения, которые диктовались также и человеколюбием — нельзя же допустить сидения в тюрьме невинного человека — плата должна быть достаточно высокой. Итак… если вы настаиваете на уплате… вы передадите мне в личное пользование рецепт ваших колбасок.

— Что?! — Берин уставился на него. — Потрясающе! Ха! Невероятно!

— Почему невероятно? Вы спросили меня, что вы мне должны. Я сказал.

— Это оскорбление! — Берин в возбуждении даже брызгал слюной. — Этот рецепт бесценен! И вы просите меня… Боже милостивый, я отказался его продать за полмиллиона франков! И вы имеете наглость…

— Прошу прощения, — огрызнулся Вульф. — Давайте не будем спорить об этом. Вы устанавливаете цену вашему рецепту. Это ваша привилегия. Я устанавливаю цену своим услугам. Это мое право. Вы отказались от половины миллиона франков. Если бы вы прислали мне чек на половину миллионов долларов или вообще на любую другую сумму, я бы порвал его. Я спас вашу жизнь или, во всяком случае, избавил вас от многих неприятностей, называйте это, как хотите. Вы спрашиваете меня, что вы мне должны за это. Я отвечаю: или рецепт, или ничего другого. Платите вы или нет — это ваше личное дело. У меня будет неописуемое удовольствие иметь на своем столе, по крайней мере, два раза в месяц, изумительные колбаски, или же я буду иметь удовольствие другого рода — быть в состоянии вспоминать гораздо чаще, чем два раза в месяц отом, что Джером Берин — мой должник, и что он отказывается уплатить долг.

— Ха! — задохнулся Берин. — Это шантаж!

— Вовсе нет. Я не собираюсь принуждать вас и не собираюсь умолять. Мне просто придется немного посожалеть, что я эксплуатировал свой талант, провел две ночи без сна, добился того, что на меня было совершено покушение, и все это не удостоилось ни дружеской признательности, ни получения соответствующей оплаты. Я полагаю, должен напомнить вам, что предлагаю вам полную гарантию никому не открывать этого рецепта. Колбаски будут приготовляться только в моем доме и подаваться только на моем столе. Единственное, что мне хочется зарезервировать — это право подавать их избранным гостям и, конечно, мистеру Гудвину, который живет со мной и ест то же, что и я.

Берин мрачно посмотрел на него и проворчал:

— А ваш повар?

— Он не будет знать его. Я сам провожу немало времени на кухне.

После долгого молчания Берин проворчал:

— Он не может быть куда-либо записан. Этого еще никогда не случалось.

— Я и не собираюсь его записывать. У меня достаточно хорошая память.

Берин сунул в рот трубку и запыхтел. Он нахмурился, и наконец, взглянув на меня и Констанцию, грубо сказал:

— Я не могу ничего сказать в присутствии этих людей.

— Один из присутствующих — ваша дочь.

— Я отлично это знаю, черт побери! Они должны уйти отсюда.

Я поднялся и вопросительно взглянул на Констанцию.

— Итак?

Вагон качнуло, и Вульф ухватился за рукоятку кресла обеими руками. Не хватало только, чтобы в такой момент произошло крушение.

Констанция поднялась, потрепала своего отца по голове и вышла в дверь, которую я галантно открыл перед ней.