Неверная

С этого момента вся ситуация стала напоминать какой-то фарс. Я нашла адвоката, которая объяснила мне, что, так как я использовала фамилию Али – имя, данное при рождении моему деду, известному как Маган, – в моем прошении не было никакой фальсификации. Она также приложила к делу исследование законов Сомали, согласно которому я имела право использовать в качестве фамилии любое имя из длинного списка моих предков по мужской линии. (Я этого не знала.) Так как я не могла предъявить свидетельство о рождении моего деда, отца и матери, я получила заявление от брата, подтверждающее, что дед Маган был назван при рождении Али. После этого мне оставалось только ждать.

Спустя несколько недель до меня дошли слухи о том, что премьер-министр Ян Петер Балкененде потребовал от Риты пересмотреть ее решение и восстановить мое гражданство, но она не хотела потерять лицо. В конце концов за два дня до летних каникул в парламенте Балкененде назначил ей встречу и велел уведомить Законодательное собрание о том, что я снова являюсь голландской подданной.

Я узнала об этом в Вашингтоне, в офисе юриста, который помогал мне разобраться с видом на жительство в Америке. По требованию моего голландского адвоката я отправила срочный факс о том, что отныне буду всегда подписываться фамилией Али, а не Маган или какой-либо иной.

Через несколько часов, когда агент по недвижимости показывал мне квартиру, телефон зазвонил снова. Теперь я должна была подписать заявление о том, что сама виновата в случившемся недоразумении. Ведь я сказала журналистам, что солгала, назвавшись Али, в то время как могла использовать эту фамилию совершенно законно.

Мне хотелось покончить уже с этим раз и навсегда. В Голландии я больше не чувствовала себя дома. Но без гражданства я не могла подать документы на американскую визу, к тому же, если бы я отказалась подписать заявление, мне пришлось бы еще долгие годы находиться в подвешенном состоянии и бороться за свои права. Мои адвокаты в один голос утверждали, что я не могу изменить в заявлении ни слова – только принять его или отвергнуть. И все же я настояла на одной поправке: вместо «прошу прощения» в тексте появилось «я сожалею». (По слухам, за это премьер-министр Балкененде заставил Риту пообещать, что она никогда больше не произнесет «правила есть правила».)

На следующий день, когда я была в офисе American Enterprise Institute, туда стали стягиваться голландские журналисты и операторы. Я еще не получила никакого официального уведомления, но они знали, что Рита уже согласилась восстановить мое гражданство и дебаты назначены на следующий вечер, как раз накануне парламентских каникул. Я просто ответила, что очень рада. И это была правда: мне не терпелось покончить с этим. Кроме того, выяснилось: люди в Гааге считают, что меня шантажом вынудили подписать признание вины, а Рита Вердонк повела себя недостойно.

Но никакого шантажа не было, и я сказала об этом журналистам. Только спешка: я хотела как можно скорее разобраться с этой историей.

28 июня в восемь вечера начались дебаты в парламенте, и Рита Вердонк с премьер-министром Балкененде тут же оказались на линии огня. Выяснилось, что Рита оставила сообщение на автоответчике Балкененде о том, что собирается лишить меня гражданства, и после этого даже не перезвонила ему, прежде чем объявить о своем решении публично. Какой же она после этого лидер? Также сразу стало очевидно, что многие члены парламента чувствовали себя оскорбленными: правительство, видимо, было невысокого мнения об их интеллектуальных способностях, заставляя их поверить, что во всей этой истории виновата только я одна.

Рано утром в парламенте Балкененде спросили, была ли я вынуждена подписать заявление, в котором брала всю вину на себя, и являлось ли это условием возвращения гражданства. Премьер-министр подтвердил: да, Рита настояла на том, чтобы я подписала этот документ. После этих слов пол в здании парламента задрожал от топота: все бросились к микрофону.

В половину пятого утра Партия зеленых призвала выдать вотум недоверия Рите Вердонк. Множество людей по всей стране следили в прямом эфире за подсчетом голосов. Шестьдесят шесть членов правительства поддержали вотум, семьдесят девять отклонили его. Это означало, что D-66, небольшая партия, входившая в правящую коалицию, проголосовала против министра. Теперь Рита должна была уйти в отставку, иначе коалиции придет конец, и правительство распадется.

Уже наступило 29 июня, последний день работы парламента перед каникулами. В девять утра состоялось срочное совещание кабинета министров, после чего премьер вышел к прессе и заявил, что Рита сохранит свой пост. Теперь решение оставалось за D-66 – и в тот же вечер шестеро членов этой партии вышли из коалиции.

Правительству Балкененде пришел конец. Выборы назначили на осень.

Я узнавала о ходе этой драмы из эсэмэсок и электронных писем. Бывшие коллеги присылали их сотнями, а когда правительство рухнуло, я получила сразу пятьдесят сообщений.