Неверная

Пусть рядом со мной находятся телохранители и в мой адрес сыплются угрозы, я все равно воспринимаю жизнь и свободу как величайший дар. Когда тринадцать лет назад я села на поезд, идущий в Амстердам, мне хотелось вкусить свободной жизни – жизни, в которой мне не нужно будет связывать себя узами с человеком, которого я не выбирала, и в которой мое сознание и моя воля также будут свободными.

Впервые я испытала на себе давление ислама еще в раннем детстве в Саудовской Аравии. Эта религия заметно отличалась от той сильно разбавленной и смягченной веры моей бабушки, веры, смешанной с магическими обрядами и доисламскими верованиями. Саудовская Аравия является родиной ислама. Это место, где мусульманство практикуется в своей чистейшей форме, которая, на мой взгляд, порождает значительную долю фундаменталистских воззрений, и за то время, пока я живу на этом свете, они успели распространиться далеко за пределы Саудовской Аравии. В этой стране каждый твой шаг и каждый твой вздох проверяется на чистоту и греховность. Людям здесь продолжают отрезать руки, женщин побивают камнями и берут в рабство, причем все это – строго в соответствии с предписаниями Пророка Магомета, записанными столетия назад.

Тот образ мышления, который я наблюдала как в Саудовской Аравии, так и среди членов Мусульманского Братства в Кении и Сомали, несопоставим с понятиями прав человека и либеральных ценностей. Он основан на феодальной системе ценностей, племенных представлениях о чести и стыде. Его столпами являются самообман, лицемерие, а также двойные стандарты. Этот образ мышления полагается на технологические достижения Запада, одновременно игнорируя связь всех этих достижений с западными сознанием и концепциями. Таким образом, именно этот образ мышления и делает переход к современному сознанию столь болезненным для всех практикующих мусульман.

Переход к современному миру не бывает простым. Было трудно моей бабушке, и всем остальным моим родственникам из miye тоже было непросто. Даже для меня это оказалось сложной задачей. Я перешла из мира веры в мир здравого смысла, из мира женского обрезания и насильственных браков – в мир сексуальной эмансипации. Проделав этот нелегкий путь, я точно знаю, что один из этих миров лучше другого, причем не в силу поражающих воображение высокотехнологичных новинок, а благодаря заложенным в его фундамент ценностям.

Главная идея данной книги – если уж столь необходимо найти для нее какую-либо идею – заключается в том, что Запад поступает неправильно, беспричинно продлевая болезненный переходный период и оказывая поддержку культурам, где по отношению к женщинам проявляются ненависть и слепой фанатизм. Причем данный образ жизни называется альтернативным.

Меня обвиняют в том, что я поддалась чувству расовой неполноценности, вынуждающему совершать нападки на собственную культуру, так как я сожалею о том, что не родилась белой. Это уже порядком надоевший спор. Пожалуйста, скажите мне, неужели свобода является прерогативой исключительно белой расы? Неужели самолюбие способно заставить человека перенимать традиционные воззрения своих предков и уродовать своих дочерей? Соглашаться с унижениями и бессилием? Наблюдать со стороны за тем, как мои соотечественники издеваются над женщинами и убивают друг друга в бессмысленных схватках? Когда я впервые оказалась в окружении новой культуры и убедилась в том, что человеческие отношения могут развиваться по совершенно другому сценарию, неужели мне нужно было вооружиться самолюбием и взирать на открывшуюся мне иную реальность как на чужой культ, который правоверной мусульманке запрещается исповедовать?

Жизнь в Европе лучше жизни в мусульманском мире в силу того, что отношения между людьми другие, причем одной из причин этого является умение европейцев ценить жизнь здесь и сейчас, а также умение и желание пользоваться правами и свободами, которые признаются и охраняются государством. Подчиниться и беспрекословно позволить унижать себя, как велит Аллах, – это заставило бы меня возненавидеть себя.

Решение написать эту книгу было нелегким. Зачем выставлять столь личные воспоминания на суд всего мира? Я не хочу, чтобы мои доводы считались священными и неприкосновенными в силу тех ужасов, которые мне пришлось пережить; по сути дела, я их и не переживала. В действительности же я знаю, что родилась под счастливой звездой. Сколько еще девочек, родившихся в Дигфееровской больнице Могадишо в ноябре 1969 года, живы? А сколько из них имеют право голоса?