Неведомому Богу. Луна зашла

— Возвращайся к ней, — распорядилась она. — Я никогда не ошибаюсь. Началось чуть раньше, чем я думала. Пока всё идёт нормально.

— Но надо спешить! — настаивал он.

— Спешить не надо. Начинай водить её туда-сюда. Сейчас я пришлю на помощь Элис.

Забрезжил рассвет, когда две женщины с охапками чистых тряпок в руках пересекли двор. Рама сразу же взялась за дело. Элизабет, ещё не пришедшая в себя от острой боли, беспомощно смотрела на неё.

— Всё в порядке, — успокоила её Рама. — Всё так, как и должно быть.

Она послала Элис на кухню разжечь огонь и разогреть бак воды.

— Теперь, Джозеф, помоги ей встать, помоги ей ходить.

Пока он водил её туда-сюда по комнате, Рама стащила с постели покрывала, постелила в качестве подстилки стёганое одеяло и продела в петли на обоих концах бархатного шнура ножки кровати. Когда приступ боли подкатил вновь, они позволили ей посидеть на стуле с прямой спинкой до тех пор, пока он не прошёл. Элизабет пыталась сдерживать крики, но Рама, наклонившись к ней, сказала:

— Не держи это в себе. Не надо. Сейчас надо вести себя так, как чувствуешь.

Джозеф водил её взад-вперёд по комнате, обняв за талию, и поддерживал, когда она спотыкалась. Страх покинул его. Глаза его удовлетворенно поблескивали. Приступы боли учащались. Рама принесла из гостиной большие часы, повесила их на стену и смотрела на них всякий раз, когда подступала боль. А схватки всё учащались. Время шло…

Был почти полдень, когда Рама резко качнула головой:

— Теперь дай ей лечь. Теперь можешь уходить, Джозеф. Я буду держать руки наготове.

Сощурившись, он посмотрел на неё. Казалось, он был в трансе.

— Что значит «держать руки наготове»? — спросил он.

— Ну, значит, хорошо вымыть руки в горячей воде с мылом и коротко подстричь ногти.

— Я сделаю это, — сказал он.

— Пора тебе уходить, Джозеф. Некогда.

— Нет, — сказал он угрюмо. — Своего ребёнка я приму сам. Расскажи мне, что делать.

— Ты не сумеешь, Джозеф. Это не для мужчин.

Он посмотрел на неё, и его невозмутимость заставила её отступить.

— Это — для меня, — сказал он.

Как только рассвело, дети собрались снаружи под окном спальни, они стояли и, дрожа от любопытства, слушали слабые всхлипывания Элизабет. С самого начала заправляла всем Марта.

— Иногда они умирают, — сказала она. Хотя утреннее солнце пекло немилосердно, они не покинули свой пост. Марта установила правила.

— Первый, кто услышит, как закричит малыш, и скажет: «Я слышу!», получит подарок и первым подержит малыша. Так мне мама сказала.

Остальные были сильно возбуждены. Они хором кричали: «Я слышу!» каждый раз, когда раздавалась новая серия всхлипываний. Марта велела им подсадить себя повыше, так чтобы она могла быстро заглянуть в окно.

— Дядя Джозеф ходит с ней, — сообщила она.

И позже:

— Теперь она ложится в постель, и её обвязывают красным шнуром, который сделала мама.

Крики всё учащались. Дети помогли Марте заглянуть ещё раз, и она спустилась, побледневшая и запыхавшаяся оттого, что ей пришлось увидеть. Они сгрудились вокруг неё, чтобы услышать её отчёт.

— Я видела… Дядя Джозеф… Он наклонился… — она замолчала, чтобы перевести дух. — И… руки у него были красные.

Все разговоры и шёпоты смолкли. Они просто стояли и слушали. Стоны были теперь такими слабыми, что были едва слышны. Марта напустила на себя таинственность. Шёпотом она предупредила остальных, чтобы они замолчали. Они услышали три чуть слышных шлепка, и Марта тут же закричала: «Я слышу!» А немного погодя все они услышали детский крик. Они стояли, с благоговением глядя на Марту.

— Как ты узнала, когда надо сказать?

Марта продолжала мучить их.

— Я самая старшая, я всегда себя хорошо вела. Мама рассказала мне, что надо слушать.

— Что? — допытывались они. — Что ты услышала?

— Шлепок! — сказала она, торжествуя. — Ребёнка всегда шлёпают, чтобы он закричал. Я победила и хочу в подарок куклу с настоящими волосами.

Вскоре на крыльцо вышел Джозеф и опёрся руками о перила. Собравшиеся в кучку дети встали напротив, с почтением глядя на него. К их разочарованию, руки его уже не были красными. Его лицо было так перекошено от мучительной боли, в глазах было такое безразличие, что они побоялись заговорить с ним.

Марта робко начала:

— Я первая услышала крик малыша… Я хочу в подарок куклу с настоящими волосами.

Он посмотрел на них сверху вниз и усмехнулся.

— Я её тебе подарю, — сказал он. — Вам всем будут подарки, когда я поеду в посёлок.

Марта вежливо спросила:

— Это мальчик или девочка?

— Мальчик, — сказал Джозеф. — Может быть, через некоторое время вы сможете увидеть его.

Руки его крепко сжимали перила крыльца, а живот всё ещё сводило от болей, которые он перенял от Элизабет. Он глубоко вдохнул жаркий полуденный воздух и вернулся в дом.

Рама обмывала беззубый рот младенца тёплой водой, а Элис собирала булавки в кусок муслина, предназначенный для того, чтобы обернуть бёдра Элизабет после того, как вышла плацента.

— Ещё совсем немного, — сказала Рама. — Через час всё закончится.

Джозеф тяжело опустился на стул, глядя на женщин, и видел он только померкшие, наполненные болью и мукой глаза Элизабет.