Неудачник

— Потом я уже старый стал, ближе к сорока, — продолжает. — Им надо поговорить, а я устал, в этом-то отношении. Я уже ухожу, закроюсь где-нибудь — надо отдохнуть. Это сложно, когда две пары читаешь, потом пятнадцать минут в перерыв дискутируешь, потом еще две пары. Сколько же было здоровья!

— Так у нас тут не с кем дискутировать, — оправдываюсь я.

— Нет, ну, посмотри, у Сухарева получается со студентами, — возражает Жилин. — Или вот у Трофимовой непростой характер, нордический тип, а студенты ее любят.

Сухарев преподает историю, и прочую политологию, думаю я. И почти все на первом-втором курсе. Трофимова — аналогично, только иностранный язык. Там еще даже не студенты — бывшие школьники, у которых мозги под воздействием вуза пока не повернулись. Они хорошо помнят школьные проблемы. А к моим, предпоследним и последним, курсам те же Сухарев и Трофимова уже так успеют их разбаловать, что студенты земли под ногами не чувствуют. Тогда приходится всю эту шайку брать в железные руки, и приучать к дисциплине. Понятно, почему такие за мной не ходят…

— Ну, вам простительно, потому что вы молоды, в этом-то отношении, — смягчается Жилин. — Предметы очень тяжелые, вам надо очень много знать. Студентам зачастую не интересно вас слушать…

— Не обобщайте, Виктор Владимирович, — прошу я. — На моих лекциях интересно. Меня слушают. Пусть многие не любят, но слушают…

— Понимаешь, Володя, это не каждому дано, — говорит Жилин. — Есть, например, ученые — замечательные, но без чувства аудитории, способности работать в аудитории. Как один академик, что написал массу хороших книг, как таковых. Объявление дали, что сам академик будет лекции читать — битком было! Через три лекции остался десяток энтузиастов, как таковых. А у тебя большая проблема — работать в команде.

Может быть, в чем-то он прав. Действительно, многие не заморачиваются — делают копии с учебника, и монотонно бубнят эту банальщину с кафедры. Или даже не копии — читают прямо с учебника. И зачем мне такая команда?

Я, в меру силы лени, все же готовлюсь, расширяю кругозор, как говорили раньше. Стараюсь что-то добавлять в лекции, ищу новую, практическую информацию. И никогда не читаю с бумаги. Только определения, где нужна точность.

— Мы ведь говорим о научной команде, будь это содружество преподавателей, как таковых, или же преподавателей со студентами, — продолжает Жилин. — А как формируется научная элита? Если здесь храм науки, то так и должно быть. А у нас ведь этого нет! Что там, у нас даже темы научной не было! Только недавно прописали, как таковую. А когда предлагали, там, один — супер умное название, другая — супер умное название. А ведь под эту тему нужно проводить конференции, писать монографии, а не так, что тему придумали, и все.

Надо работать. А работать надо командой, как таковой, значит. Разбить тему по разделам, главам, и все прочее. Чтобы был резон развивать, четкий ответ на вопрос зачем? А что нам это даст? Если ничего не даст, то и сидеть не стоит. Иди в другое место, где больше кандидатов, докторов: будешь там членкором, академиком, вплоть до нобелевского лауреата. Но если у тебя к этому душа не лежит — не стоит себя насиловать, и так далее. Попробуй в другом месте…

Жилин знает, что такое работа.

— Вот, например, Надежда, ассистент с моей кафедры, — говорит Жилин. — Она все это четко чувствует. И возьмет кандидатскую хитростью, как таковую, а может даже докторскую. Она четко просчитала, что нужно в этой жизни, и так далее. Пусть и не обладает фундаментальными знаниями. Но у нее есть стремление. Она знает, что родители ничуть ей не помогут в жизни. Кто они — да никто! Как и у меня. Я всегда говорю, были бы у меня родители из столицы области, была б квартира — я бы всегда мог тормознуться там, проблем бы было гораздо меньше. На порядок. А у меня не было плацдарма, где можно просто приземлиться, в этом-то отношении. Мои однокурсники, они только те стали докторами, у кого родители там жили, и так далее. А мне пришлось с нуля. Я двадцать лет прожил по общагам. Врагу такого не пожелаешь! В семнадцать лет я ушел, и все делал сам.

Жилин задумывается, что-то вспоминает. Потом продолжает:

— Я всего добился сам, в этом отношении. Надя также хочет. Она знает, что никому она такая красивая, по сути, не нужна. А кем здесь работать, без поддержки? Продавщицей? Она этого не хочет. Молодец, правильно делает. Поняла, что здесь эльдорадо, как таковое. А если еще будет ученая степень, пойдут надбавки, снизятся часы. Она четко все взвесила от и до. Вера Сергеева вот, опять же…

— Какие-то они ушлые, — говорю я с осуждением. Или с завистью…

— Они не ушлые, — возражает Жилин. — А молодцы, в этом отношении. Молодцы, что не опустились.

— Ну, в этом плане, конечно да! Если с этих позиций смотреть — мы все молодцы.

Жилин чувствует сарказм, но продолжает мысль: