Нет, не призраки!

— Герр обер-лейтенант! Это родители двух офицеров Советской Армии. Они… связаны с партизанами. Их надо повесить!

Обер-лейтенант посмотрел на женщину. Она тяжело дышала, как рыба, выброшенная из воды. Жандарм подскочил к хозяйке, схватил ее за волосы. Седые пряди просочились между крючковатыми пальцами.

Сорокина кинуло в жар. Рука мгновенно выдернула пистолет и дважды вздрогнула от глухих выстрелов. Жандармы рухнули замертво.

— Быстрей в лес! Не отставайте! — по-русски выкрикнул Сорокин, торопливо пряча оружие.

Женщина удивленно раскрыла глаза. Сорокин поднял на руки бесчувственного хозяина.

На крыльце он минуту постоял, прислушался — село молчало. Разведчик облегченно вздохнул и толкнул калитку на огород.

Бежать узенькой тропинкой, да еще с такой ношей на руках, было тяжело. Ботва картошки путалась под ногами. Иногда нога попадала в выемку, подгибалась. Но Сорокин, не оглядываясь, спешил к плетню. Возле перелаза он бережно положил старика на траву, отдышался. Женщина сильно отстала. Разведчик нетерпеливо ее ожидал, посматривая на часы.

Тем временем старик открыл глаза и, увидев обер-лейтенанта, вздрогнул.

— Вы — мерзавцы! — Голос учителя был полон негодования. — Вы ограбили и сожгли Европу. Но народ на колени не поставите! Да, я послал на войну двух сынов. И они скрутят вам шею!

Сорокин наклонился к нему:

— Тише. Я и так хорошо знаю, кто вы. Нужно немедленно бежать в лес: смерть — за плечами. Дорогу в партизанский отряд знаете?

Иван Сергеевич отрицательно покачал головой:

— Нет, я с партизанами не связан…

Запыхавшаяся женщина толкнула старика под бок, но он, ничего не понимая, только моргал глазами.

— Пойдемте! — Сорокин помог учителю подняться.

Тот едва держался на ногах. Разведчик снова взял его на руки и опустил, когда все трое добрались до опушки леса.

— Ну вот, — сказал он, едва переводя дух, — теперь разыскивайте партизан. В село вам возвращаться нельзя.

Словно в подтверждение этих слов, там, где осталось в темноте село, затрещали выстрелы, взревел мотор бронетранспортера.

— Началось, — с досадой проговорил Сорокин. — Не теряйте времени. Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете. Сможете идти?

— Да. А вы — с нами? — в замешательстве спросил старик.

— Нельзя. Надо до рассвета перейти фронт… А партизаны непременно задержат: при мне только немецкие документы. До свиданья!

За спиной Сорокина сомкнулись ветви орешника.

* * *

Худощавый лейтенант с печально отвисшими, как у Тараса Шевченко, усами надевал быстрыми, привычными движениями зелено-коричневый маскировочный костюм. Он искоса посмотрел на чернявого сержанта, который, плюнув и нелюбезно помянув черта, стягивал немецкий хромовый сапог с низким подъемом.

— Наказать бы тебя, Сорокин… Собрал такие ценнейшие сведения, а рисковал жизнью, как дитя! Хорошо, что жандармов в селе было маловато… Нервы, браток, закаляй!

— Я заслужил наказание, — тихо сказал Сорокин. — Но я не мог иначе.

НЕТ, НЕ ПРИЗРАКИ!

Из темноты мрачно торчат ряды грозных надолбов. За ними тянется проволочное заграждение в четыре ряда. Над остроконечными шипами трепещут фиолетово-оранжевые короны. Красиво — будто стая мотыльков.

Разведгруппа забирает влево. Впереди — ровная черная полоса. Сержант Чуйков осторожно щупает рыхлую землю. На его лбу выступает холодный пот: минное поле. «Пушкарь и Грайченко, вперед!» — шепчет Чуйков.

Темнота. Тишина. Страх. Напрягая зрение, Чуйков видит, как два силуэта медленно вывинчивают смертоносные запалы. Кажется, проходит целая вечность…

Наконец разведчики у вражеской траншеи. Дикий крик часового: «Alarm!»[7]

Чуйков судорожно ищет и никак не может найти нож. И… просыпается…

Между кронами деревьев плывут окутанные дымкой розовые облачка. По бересте деловито стучит дятел. Солдаты еще спят. Только под старым развесистым дубом, словно цапля, на одной ноте стоит Юрчук. Чуйков улыбается, подкручивает длинные черные усы:

— Это ты, Юрчук, правильный способ придумал. На одной — носом не заклюешь. Вокруг спокойно?

— Так точно, товарищ сержант. Даже не верится, что мы во вражеском тылу. Жуткая ночь была…

— Мне даже во сне эта ночь привиделась, — признался Чуйков. — Чтоб ей пусто было! Надо думать о предстоящей…

Чуйков закурил. На душе стало тревожно: «Позавчерашний «язык» мог наврать… Но если оберст-инженер, который руководит всей фашистской обороной, действительно разъезжает на бронетранспортере под номером 613, за такой птицей стоит поохотиться».

Сержант плюнул на окурок, присыпал его прошлогодними листьями. «Скорее бы вернулись Сорокин и Сомов, и не с пустыми руками. Организуем засаду. Лучше всего у развилки дорог. Мина в такой ситуации ни к чему: на нее может наскочить не тот, кто нужен. Милое дело — противотанковые гранаты. Если что не так — махнем в лес».

Возле шоссе сменились дозорные. Гуля доложил, что около пяти часов движение возобновилось.