Нет

Ну, положим, не плачет, не будет плакать, обещала себе сегодня не плакать и даже утром, когда проснулась и повела головой по подушке и сразу же почувствовала не только разнимающую мозг надвое боль в висках, но и густую, как помои, волну тошноты, идущую как-то от пяток к горлу, неудержимую, – уже тогда так захотелось плакать! – сразу решила – никакого плакать, а что ресницы сейчас слипшиеся – так это потому, что от рвоты глаза слезятся, и от головной боли тоже, от рвоты боль усиливается, от боли еще сильнее тошнит, о господи, умру, умру тут сегодня, не отходя от этого унитаза, да что за слабость?! Такие планы были на день, такие планы – в два надо было ехать фотографироваться с Вуп и Алекси, вчера до двух часов ночи по комму меряли на него пиджак – вроде все хорошо, но левый лацкан торчит! – через час уже перестали понимать, торчит или это нам кажется, зато ржали, как больные, и спать легли черт-те когда, я-то ладно, а им было в семь вставать, и мне казалось, что я совершенно спокойно, совершенно спокойно отношусь и так за них рада… Ох. В последние дни только стало ясно, собственно, какого масштаба Вупи звезда: им пришлось переехать к его маме («Фелли, она варит что-то невероятное – и они это едят каждый день! из мяса! с жиром! господи, какой ужас, я теперь понимаю, что я вообще не умею готовить то, что он любит!» «Успокойся, он уже двенадцать лет не живет с мамой!» «Но это же остается где-то на подкорке! как светлое воспоминание! А я не умею!»): газетчики в преддверии свадьбы сводили их с ума – и главное, с чего бы? Нет, Вупи – прекрасная актриса, это мы не спорим, но почему такой бешеный ажиотаж, такое неуемное стремление получить интервью, заснять, увидеть (ой, голова, голова!)? Да, очень красивая любовная история – партнеры по площадке, так не бывает, ах-ах, но все равно – есть же какая-то мера, какая-то… И я, между прочим, вполне за них счастлива. За них. Таких влюбленных, нет слов. Ну таких влюбленных, что тошнит. Блевать, если честно, хочется – таких влюбленных. Как люди глупеют, невыносимо, патока, ваниль, разлюли-малина, нет, мне не жалко, мне даже очень приятно, но иногда они так друг на друга смотрят, что мне хочется… Убить его мне хочется. Жирный мохнатый урод, он же просто жирный мохнатый урод, если честно! Да будь моя… уээээээээ!

he's so lucky, she's a star –
But she cries, cries, cries in her lonely heart!
If it's nothing missing in her life –

вот как было бы сейчас романтично начать рассуждать о том, хватает ли мне в жизни всего – или чего-то все-таки не хватает! А между прочим, половина седьмого, то есть свадьба началась уже, то есть пресса, то есть эти двое, то есть торт (о господи, только не думать сейчас о еде!), то есть все ликуют и веселятся, то есть у всех сейчас в жизни всего хватает, все по двое, мышка с мышкой, кошка с кошкой, песик с сучкой, кот с кротихой… Каждый раз, когда слышу, как они ссорятся, каждый раз, когда рассказывают о ревности или что-то такое, каждый раз я думаю – господи, какое счастье, что это не со мной все, что мне ничего такого не хочется и не надо, что я одна и ни от кого не завишу, никому не подчиняюсь, никого не ревную, ну честное же слово, совершенно не ревную! – уээээ!

he's so lucky, she's a star –
But she cries, cries, cries in her lonely heart!
If it's nothing missing in her life –
why do these tears come at night?

Ну, никаких tears пока нет и еще, кстати, не ночь, еще можно, если теоретически рассуждать, если бы сейчас стало лучше, – еще можно было бы подняться на ноги, выпить, скажем, аспирину (голова, голова!), влезть в платье, хотя болит кожа и все тело кажется каким-то распухшим, встать на каблуки (это меня, наверное, доконает) и поехать на свадьбу, и изображать подружку невесты, смотреть на Вупи, всю такую прекрасную, такую в белом, такую сияющую при каждом взгляде на этого милого, трогательного, доброго жирного урода, которого она любит до тошноты, до мерзости, до… уээээ!

Ох черт, кусочек белесой блевотины на рыжей пряди. Вот не задумываясь, вот немедленно – полка, ножницы, пальцы, прядь брезгливо повыше, повыше, ножницы, слабый треск, падает та часть, которая с блевотиной, два чистых волоса цепляются за измятый рукав домашней рубашки – никогда, никогда за двадцать семь лет, ни разу ножницы не поднесла, никогда… Теснит, теснит, теснит – и расходится по ванной глухим воем. А клялась ведь себе, клялась, что не будешь плакать.

…и хор подхватывает:

he's so lucky, she's a star –
But she cries, cries, cries in her lonely heart!
If it's nothing missing in her life –
why do these tears come at night?

Глава 65

«милый мой

любимый