— Прекрасно, — ответил Майкл. — Я завтра же пошлю туда своего служащего с чеком на сто фунтов, а ту сумму переведу обратно в Англо-Патагонский банк с каким-нибудь объяснением, которое специально для вас придумаю. Вас это очистит перед законом, а Моррис и так не сможет снять ни пенса, не прибегая к подделке вашей подписи, что, впрочем, не повредит моей небольшой интрижке.
— А я что буду делать? — спросил дядя Джозеф. — Я же не могу жить без денег.
— Разве не ясно? Я пошлю чек на сто фунтов, из которых у вас на счету останется восемьдесят. Когда они закончатся, обратитесь снова ко мне.
— Я все же не хотел бы зависеть от чьей-либо щедрости. — Джозеф пожевал свой седой ус. — Я хотел бы существовать на собственные средства, тем более, что они у меня есть.
— Да как вы не поймете, — Майкл схватил дядю за локоть, — что я пытаюсь спасти вас от тюрьмы?
Столь серьезный тон Майкла подействовал на дядю.
— Надо мне заняться изучением права, — заявил он. — Это будет новая для меня область знаний. Общие принципы мне, конечно, известны, но частностям я до сих пор должного внимания не уделял, потому-то твоя оценка данной ситуации для меня явилась неожиданностью. Возможно, ты и прав, а для человека в моем возрасте — я ведь уже далеко не безусый юнец — надолго попасть в тюрьму было бы очень вредно для здоровья. Тем не менее, я должен тебе сказать, дорогой племянник, что ты совсем не обязан оказывать мне все эти любезности, никаких причин для этого нет.
— Пусть это вас не заботит, дядя. Я, возможно, отыграюсь на торговле кожами. — И записав дядин адрес, Майкл расстался с ним на углу улицы.
«Какой замечательно милый старик. Недотепа и пустомеля, но как полон жизни! А мне, видно, судьбой назначено быть орудием Провидения. Так, задумаемся на минутку, в чем я сегодня преуспел? Избавился от трупа, спас дядю Джозефа, слегка взбодрил Форсайта и выпил черт знает сколько не самого отборного бренди. Закончу-ка я день тем, что навещу кузена, и тогда действительно выступлю в роли перста судьбы. Кожами можно заняться завтра, сегодня просто по-дружески внесу в это дело оживление».
Примерно минут через пятнадцать после этих размышлений, когда часы пробили одиннадцать часов вечера, орудие Провидения вышло из экипажа и, велев кэбмену ждать, постучало в двери дома номер 16 по Джон-стрит.
Дверь тут же отворил Моррис.
— А, это ты, Майкл, — приветствовал он кузена, предусмотрительно загородив собой узкий проход. — Время уже позднее.
Майкл молча подал ему руку и так крепко стиснул ладонь, что надутый хозяин дома слегка отстранился. Воспользовавшись этим, адвокат проник в холл, после чего направился к столовой, а Моррис следовал за ним по пятам.
— Где твой дядя Джозеф? — спросил Майкл, удобно располагаясь в кресле.
— Он в последнее время плохо себя чувствует. Сейчас он в Браундине. Джон его опекает, а я тут, как видишь, один.
Майкл спрятал усмешку в усы.
— Я хотел с тобой увидеться в связи с одним интересным делом.
— Не требуй от меня согласия на свидание с дядей, раз не хочешь показать мне своего отца.
— Вздор, — ответил Майкл. — Мой отец — это мой отец, а Джозеф такой же мой дядя, как и твой, и никаких особых прав на него у тебя нет.
— У меня и в мыслях ничего такого не было, — упрямо повторял Моррис. — Просто он плохо себя чувствует и никого не может принимать.
— В таком случае я скажу тебе без всяких обиняков. Я пришел предложить тебе определенный компромисс.
Бедный Моррис сначала побледнел как труп, а затем краска обиды на человеческую несправедливость залила его лицо до самых корней волос.
— Да что ты говоришь? — воскликнул он. — Не верю я тебе, ни одному слову не верю. — А когда Майкл заверил его, что говорит вполне серьезно, покраснел еще больше. — Я не согласен. Выметайся отсюда со своим компромиссом!
— Ого! — удивился Майкл. — Ты утверждаешь, что дядя тяжело болен и не хочешь пойти на компромисс? Это выглядит подозрительно.
— О чем ты говоришь? — хрипло спросил Моррис.
— Я говорю только о том, что мне кажется подозрительным или, как бы это сказать, подозрительно пахнет.
— Ты меня в чем-то обвиняешь? — спросил на этот раз угрожающе Моррис, пробуя сменить тон.
— Обвиняю? Не будем прибегать к столь суровым выражениям! А знаешь что, не пора ли нам утопить все наши недоразумения в хорошем стаканчике, как и подобает двум любящим родственникам? «Два милых братца» — что-то подобное есть у Шекспира. Или ему приписывают.
Моррис лихорадочно соображал. «Неужели он что-то подозревает? Или просто стреляет вслепую? Потрафить ему или послать подальше? Надо потрафить, — пришел он к выводу. — Так я выиграю время».
— Ну что ж, — сказал он вслух, всеми силами стараясь изобразить радушие, — давно уж мы вместе не коротали вечерок, Майкл. И хотя тебе известно, что я избегаю употреблять алкоголь, на сей раз сделаю исключение. Извини меня, я на секунду отлучусь в погреб за бутылочкой виски.
— Виски я не пью, — заявил Майкл. — Мне либо немного выдержанного шампанского, либо ничего.