— В таком случае, — сердито заявил адвокат, — я больше есть не буду!
— Вы можете поступать так, как считаете нужным, — ответила невозмутимо экономка и принялась убирать со стола.
— Какая жалость, что Тина такая образцовая прислуга, — вздохнул Майкл, выходя на улицу.
Дождь перестал, ветер еще не успокоился, но теперь уже только приятно освежал. Город в вечерней темноте искрился уличными фонарями и блестел лужами. «Ну вот, так уже лучше», — подумал адвокат, направляясь к центру и не без удовольствия прислушиваясь к стуку колес по мостовой и миллионому эху шагов пешеходов.
На углу Кингс-роад он вспомнил о бренди и зашел в сверкающую витриной забегаловку. Посетителей было немного: кучер с близкой стоянки экипажей, несколько хронических безработных, джентльмен (в углу), желающий продать фотографии, укромно доставаемые из кожаной папки, другому очень молоденькому парнишке с рыжей бороденкой, а также (в другом углу) парочка влюбленных, оживленно о чем-то щебечущих. Но общее внимание привлекал к себе худосочный старичок в черном сюртуке, который явно был тут на новенького. Перед ним на мраморной плите стола возле сэндвича и кружки пива лежала сильно помятая фуражка. Он как раз поднял руку в ораторском жесте и голосом от природы писклявым, но настроенном сейчас на акустику лекционной залы, очаровывал своим искусством буфетчицу, четырех безработных и кучера.
— Я произвел инспекцию всех лондонских театров, — говорил старик, — и, измерив шагами ширину главных входов, установил, что они до смешного не соответствуют потребностям публики. Двери открываются не в ту сторону, сейчас не помню, в какую именно, но дома у меня записано. Часто во время представления они заперты на ключ, когда зрительный зал буквально забит публикой. У вас, очевидно, не было моих возможностей сравнить эту ситуацию с положением в других странах, но смею вас заверить, что там это давно уже главная забота уважающих себя властей. Неужели вы думаете, что в стране истинной демократии могли бы сохранится такие свидетельства властных злоупотреблений? Ваш здравый смысл, хоть и не подкрепленный образованием, подскажет вам, что нет. Возьмем, к примеру, Австралию — страну еще более подневольную, чем Англия. Я лично разговаривал с одной из жертв пожара на Ринге, и, хотя этот человек не очень бегло говорил по-немецки, мне удалось получить полное представление о его мнении на этот предмет. Но вас наверняка больше заинтересует вот эта вырезка, посвященная той же проблеме, из венской газеты, которую я вам сейчас прочитаю и тут же, с листа переведу. Как вы сами можете видеть, она напечатана готическим шрифтом, — при этих словах оратор предъявил слушателям означенную вырезку, чтобы они могли удостовериться собственными глазами, причем сделал это с видом фокусника, показывающего публике в первом ряду возникший из воздуха апельсин.
— Приветствую уважаемого дядюшку! Что за встреча! — воскликнул Майкл, положив руку на плечо говорившего.
Тот испуганно обернулся и перед Майклом предстала физиономия дяди Джозефа.
— Это ты, Майкл? Ты один? С тобой никого нет?
— Один, — ответил Майкл, — никого со мной нет. А вы кого ожидали?
— Я имел в виду Морриса или Джона, — с видимым облегчением пояснил старик.
— А с какого счастья мне с ними разгуливать? — спросил племянник.
— В общем-то правильно, — признал Джозеф. — Тебе я могу довериться. Надеюсь, ты мне поможешь.
— Не понимаю пока, о чем вы говорите, дядя, — сказал адвокат, — но если вам нужны деньги, то предупреждаю, что я на нуле.
— Ах, не в этом дело, мой мальчик, — ответил дядя, крепко стискивая племяннику руку, — я потом тебе объясню.
— Вот и хорошо. Я угощаю, что вам заказать?
— В таком случае попрошу еще один сэндвич. Допускаю, что ты немного удивлен, встретив меня в подобном месте, но дело в том, что я поступаю в соответствии с моим твердым, но малоизвестным принципом…
— Не такой уж он малоизвестный, — усмехнулся Майкл, потягивая бренди, — я сам ему следую, когда вдруг захочется выпить.
Старик, которому хотелось как можно больше расположить к себе Майкла, грустно улыбнулся в ответ.
— Ты всегда такой веселый, — сказал он, — и признаюсь, что это мне, вообще-то, в тебе нравится. А что касается упомянутого принципа, то он заключается в том, что надо приспосабливаться к обычаям той страны (хоть бы и самой захудалой), где человек находится. Во Франции, например, все ходят завтракать в кафе; в Америке же главный пункт питания — так называемые бары самообслуживания; ну а в Англии тот, кто желает быстро перекусить, направляется вот в такой кабачок. Довольствуясь парой сэндвичей, чаем, ну и иногда кружкой пива, человек может в Лондоне неплохо пропитаться на четырнадцать фунтов и двенадцать шиллингов в год.
— Знаю, знаю, — ответил Майкл, — не считая одежды, стирки и обуви. Все вместе, включая сигары и нерегулярную выпивку, лично мне обходится в семьдесят и более.