Несущая смерть

Гром сотряс небеса, на землю упало несколько капель черного дождя. Хвост Кайи походил на хлыст, которым она била из стороны в сторону, шерсть на загривке напоминала зазубренные пики.

– И ЧТО, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, СЛУЧИЛОСЬ? —

Я НЕ ДУМАЛ. ЭТО БЫЛ МОЙ ПРОВАЛ.

– НЕ ПЕРВЫЙ. БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ РАЙДЗИНОМ, УБИЙЦА РОДА, ПРЕДАТЕЛЬ. ДАЛЕКО НЕ ПЕРВЫЙ. —

ПО-ТВОЕМУ, Я НЕ ЗНАЮ?

– ТОГДА ЗНАЙ И ЭТО ТОЖЕ. ЕСЛИ БЫ МИР НАЧАЛ РУШИТЬСЯ, А ВСЕ, ЧТО БЫЛО И КОГДА-ЛИБО БУДЕТ, СВАЛИЛОСЬ НА МЕНЯ, Я БЫ ПРЕДПОЧЛА УВИДЕТЬ КОНЕЦ, НО ТЕБЯ БЫ НЕ ПРОСТИЛА. ТЫ – ТРУС. —

Я – КТО УГОДНО, НО НЕ ТРУС.

– В ТАКОМ СЛУЧАЕ СРАЗИСЬ СО МНОЙ. —

Нет, Кайя. Прекрати.

Самка сделала шаг вперед, по крыльям каскадом заструилась молния. Юкико услышала, как в воздухе потрескивало электричество, ощущала вкус озона на языке, слышала учащенный пульс.

– ТЫ УБИЛ ИХ. ЕСЛИ БЫ У ТЕБЯ ХВАТИЛО СМЕЛОСТИ ВЗЯТЬ ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ, ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ СМЕРТИ БЫЛИ БЫ ЛИШЬ ДУРНЫМ СНОМ. —

АРАШИТОРЫ НЕ УБИВАЮТ ДРУГИХ АРАШИТОР.

– ЗАКОН ДЛЯ ДУРАКОВ! —

ЗАКОН ХАНА.

– ЗДЕСЬ НЕТ ХАНА, УБИЙЦА РОДА. —

Я НЕ БУДУ ДРАТЬСЯ С ТОБОЙ.

– ТОГДА УМРИ! —

Кайя бросилась в атаку, вырывая из земли огромные влажные комья, глаза сузились и сверкали, как угли. Юкико отпрянула, испуганная убийственной яростью, бушевавшей в душе самки. Рев Буруу сотряс колонны Кицунэ-дзё, когда пара столкнулась. Тигр врезался спиной в искривленный кедр, почти вырвав его из земли. Раздался оглушительный хруст, мучительный вой фальшивых крыльев Буруу, блестящее белоснежное перо вырвалось на свободу и, кружась, полетело к земле среди града опадающих листьев.

Конец кедра был страшным и быстрым, как удар клинка сёгуна.

Кайя взмахнула когтями, и в темноту полетели ярко-красные брызги. Буруу взревел от ярости и привстал, а когда самка врезалась ему в грудь, обхватил ее передние лапы своими.

Грозовые тигры упали и разнесли в щепки святилище предков Лис, пока катались в ревущем, визжащем клубке.

Юкико опомнилась, прижав к бокам сжатые в кулаки руки.

Прекратите!

Кайя вырвалась и вновь бросилась на Буруу, раскрыв клюв, сверкавший как лезвие катаны.

Прекратите!

Крик Юкико эхом разнесся в Кеннинге, отскакивая от стен из древнего гранита, и арашиторы, вскинувшись, поднялись на задние лапы. Сверкнула молния, погнав по небу гром, осветив руины в саду даймё. Два зверя сердито смотрели друг на друга, промокшие и истекающие кровью, бока поднимались и опускались с яростью кузнечных мехов.

Ради любви богов, мы на одной стороне!

ОЧЕВИДНО, НЕТ.

– ТРУС! —

Прекратите немедленно, вы оба!

– Что здесь, черт возьми, происходит?

Хана выбежала на веранду – в ночной сорочке, с растрепанными волосами, окруженная сбитыми с толку охранниками и слугами. Лицо девушки было заплаканным.

– Ничего страшного, Хана.

– Ничего? – Девушка спустилась в сад и успокаивающе обняла Кайю за шею. – Не очень-то и похоже.

– ОН – НИЧТО. НАВСЕГДА И НАВЕЧНО. ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, УБИЙЦА РОДА? —

Буруу ничего не ответил, опустив глаза. Кайя фыркнула от отвращения, расправляя крылья.

– ЕСЛИ НЕ СЛЫШИШЬ, ТО УЖ ТОЧНО ВИДИШЬ. —

Юкико приложила ладонь ко лбу и обнаружила, что разум Кайи затопили образы: выцветшие воспоминания, залитые кроваво-красным. Она узрела двух арашитор – угольно-черного, подобного тени, и белого, столкнувшихся в грозовом небе.

Белый разбился вдребезги у подножия огромной горы, окруженной вспенившимися солеными волнами. А затем Юкико увидела молодого самца, едва ли старше детеныша, на которого налетел тот самый зверь, схожий с тенью, поразив его молниеносно, после чего тот бесследно исчез в кипящем океане.

Спустя мгновение огромный черный тигр навис, как ночной кошмар, над гнездом из переплетенных веток деревьев и ежевики. Клюв широко раскрыт, когти выпущены.

И он спускался все ниже и ниже к…

– О боги, нет, – прошептала Юкико.

Два детеныша арашиторы с мягким пухом и шерстью, широко раскрытыми глазенками смотрели в лицо тьме. Слишком юны, чтобы понять. Слишком малы, чтобы бежать. Они могли только извиваться, зарываясь под покрывало из старых перьев, продолжая в ужасе визжать и копошиться.

Когда зверь впился в них острыми смертоносными когтями, раздался жалобный писк.