Несущая смерть

Лотосмен стоял как вкопанный, оглядываясь на собратьев, бегая взглядом по морю безликих лиц. Все мехи затихли, сердце замерло в груди каждого, время замедлилось, поползло, вставая на цыпочки от страха перед всем этим.

Воздух, пропитанный дымом и гарью, железом, чи и кровью, гудел от новых возможностей. И медленно, обдуманно лотосмен расстегнул уплотнения на горле и обеими руками снял шлем.

Кин увидел пожилого человека, с морщинами и редеющими седыми волосами, подстриженными так, что они отбрасывали тень на череп. Запавшие глаза старика блестели от слез.

– Я носил имя отца в течение тридцати лет, – сказал мужчина. – А Гильдии прослужил еще дольше. И знал лишь одно… что кожа прочна, а плоть слаба. – Он посмотрел на свою раскрытую ладонь, обтянутую кожей и латунью.

И пока толпа молча наблюдала за происходящим, старик робко улыбнулся и взял Мисаки за руку.

– Но в детстве меня звали Седзё. Называйте меня так. Или братом. Или вообще никак.

Сначала он подумал, что Кенсай спит.

Мирно грезит о чем-то в постели, слегка склонив голову набок.

Кин вернулся из капитула в приподнятом настроении, даже усиливающаяся боль от ожогов и дырка в бедре почти не замедлили его шаг. В голове звенели имена, лица без масок, надежда и страх, горящие в глазах собратьев. Он оставил Синдзи наблюдать за работами по ремонту Землекрушителя и вернулся в гостевое крыло Кицунэ-дзё. И был готов умолять. Спорить. Кричать, если понадобится.

– Дядя, – проговорил он. – Просыпайтесь. – Кин сел на кровать.

Именно тогда он заметил кровь, медленно сочившуюся сквозь простыни, откинул их и обнаружил вскрытые вены Кенсая. Окровавленный нож, матрас, пропитанный алым.

– Дядя! – Кин схватился за перерезанные запястья Кенсая, заорал, призывая стражников, и руки юноши сразу же покрылись кровью.

Прибежали солдаты, ругаясь, оттолкнули Кина в сторону, пытаясь остановить уже иссякающий поток.

Кин попятился в угол, уставившись на красные пятна на ладонях, безмолвно моргая, пока охранники давили Кенсаю на грудь, пытаясь оживить срезанный Второй Бутон.

– Ты опоздал, – пробормотал юноша, качая головой. В глазах у него стояли слезы. – Слишком поздно.

50 Порочный горизонт

Неболёты преодолевали волну черного снега, застилая выхлопными газами небо над городом, почти превратившимся в катакомбы. Символы Гильдии Лотоса, Лиса и Тигра, к которым теперь присоединились остатки флота Феникса, – три оставшихся дзайбацу Империи объединились, чтобы в последний раз, отчаянно бросить на игровой стол кости. Плыл среди них и единственный корабль Дракона, а капитан с перепачканными чернилами руками расхаживал по палубе, и на его губах теплилось обещание, данное мертвой девушке.

Шеренги войск, свет удушливого рассвета, преломляющийся на покрытом эмалью железе и стали. Над пехотой, лязгая и дымя смертоносными инструментами, возвышались корчеватели-кусторезы, покрытые боевыми шрамами, их тяжелая поступь сливалась с ритмом боевых барабанов, когда армия Шимы выдвинулась в поход от ворот Йамы.

В небесах, среди неболётов флотилий, мелькали когти и перья и звучали громовые раскаты. Стая арашитор лавировала среди броненосцев и корветов. Черные и белые, самцы и самки, гладкие и красивые. Во главе плыли трое Танцующих с бурей: Юкико верхом на Буруу, с катаной в руке, закованная в ледяное железо брони и черную ткань, Хана – на Кайе, ветер треплет непослушные белокурые локоны, на поясе девушки – чейн-катана, а в сердце – молитва. И самый последний – Йоши, цепляясь за Шай, как тонущая крыса хватается за кусок плывущей по воде коряги.

Йоши категорически не хочет смотреть вниз.

А позади всех, неуклюже ступая со всей грацией безголового пьяницы, шествовал Землекрушитель. Сотрясая землю при каждом шаге, раскалывая до основания каменные плиты, превращая в щебень остовы разрушенных огнем домов поблизости. Огромный монстр оказался помят и обожжен, двигатели скрипели и лязгали от натуги. Однако он двигался, скрепленный волей и верой мужчин и женщин, копошившихся в механическом нутре, которые теперь называли друг друга настоящими именами.

На троне рулевого устроился молодой человек – опять в металлической оболочке, которая по ощущениям была совсем не похожа на его собственную. Разум юноши был затуманен болью и одновременно ее отсутствием. Через потрескавшиеся отверстия глаз Землекрушителя он оглядывал окрестности.

Направляясь на юг.

К набухающей черноте. К порочному горизонту.

ДУМ. ДУМ. ДУМ. ДУМ.

КОНЕЦ. СВЕТА. КОНЕЦ. СВЕТА.

За рекой ждала армия. Двенадцать штандартов, поднятых на пронизывающем ветру, окутанные инеем. Воины двенадцати домов собрались на равнинах Кицунэ, мрачные и гордые. Поклявшиеся Богине, дети длившейся десятилетия войны, получившие наказ отомстить кровью за кровь. Одетые в шкуры волков и медведей, с призрачно-бледной кожей и ярко-синими глазами, в пятнах и шрамах от черных дождей.

И они смотрят на юг.

Танцующая с бурей объявила привал на недавно отремонтированном мосту через Амацу, и ее армия выстроилась за спинами гайдзинов. Юкико не смела даже надеяться.