Нестор

Решил – и успокоился, почти гора с плеч. Если кого и подведет, то лишь себя самого.

Горы надоели, и он стал смотреть на Северный корпус. У входа пусто, и не скажешь что за гостиничными дверями – застенок. Хельтофф сводил его туда не просто ради очной ставки. Ясный и понятный намек. Радуйся, комиссар, что следователь у тебя добрый. Радуйся – и спеши этим пользоваться. Иначе…

«Каждому свое»!

Детский поэт Сергей Михалков ни в чем не ошибся. В поэме фашисты вербовали пионера, в реальности – комсомольца. Зачем им он такой нужен? Выходит, нужен и весьма, серьезно работают, не мелочатся. Или в самом деле подозревают, что он – Нестор?

– Здравствуйте, господин Белов!

Прошлый раз призрак подобрался слева. На это раз позвали справа, причем совсем иным голосом. Не парень-американец, а девушка, причем очень молодая.

Александр повернулся. Пусто? Пусто! Вот штукари!..

– И вам доброго утра. Предупреждаю сразу: в призраков не верю, а квадриллион – это пятнадцать нулей.

Справа, там, где пусто, громко задышали.

– Ква-дри… Это наверно, пароль? Господин Белов, я не знаю пароля. Понимаю, что вы мне не верите, да и я вам верить не могу. Вдруг я – агент «стапо» в шапке-невидимке?

Замполитрука кивнул, ничуть не удивленный.

– А я – тоже агент, только в пальто. Место здесь такое. Вы, если не секрет, только невидимы – или еще и бестелесны?

Справа негромко рассмеялись.

– Нет, такого еще не умеют! Протяните руку, господин Белов, если можно, левую.

Прежде чем выполнить просьбу, Александр поглядел на вход в отель. Швейцар и кто-то незнакомый. Разговаривают, в его сторону не смотрят.

– Извините, я в перчатке… Соль!

Даже в перчатке рука показалась очень маленькой, детской.

– Соль – это Соланж. Святая Соланж Беррийская, жила при Капетингах. Ой, нет, кажется еще раньше[53]. Извините, господин Белов, земную… То есть историю знаю не очень хорошо.

Александр невольно улыбнулся. Капетинги! Сразу вспомнился институт, лекции, зачет по Средним векам… Всего-то и проблем – выучить имена и даты!

– Я был Гугон, Капетом нареченный,
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рожденный.

Родитель мой в Париже был мясник;
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык

Облекся в серое, уже сжимала
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало[54].

Прочитал по-русски и только после спохватился.

– Данте, – уверенно заявили справа. – А вот язык угадать не могу. Господин Белов…

– Александр, – вздохнул он. – Как говорится в одной хорошей книге: «Господа в Париже». Чем вам помочь, Соль? Выдать военные тайны не могу, ни одной не знаю…

– Зато вы знаете отель! Вы там живете.

Белов прикинул, что гестаповскому агенту, даже если он в шапке-невидимке, сведения об отеле вроде бы и ни к чему. Хочешь узнать, зайди и посмотри. Или не-призрак Соль в доверие втирается?

– Живу, хоть бывал не везде. Вас что конкретно интересует?

* * *

Хельтофф долго разглядывал карту, наконец, кивнул.

– Шакяй, значит, объехали… Причем все это ночью, по незнакомым дорогам… Вам не кажется, подследственный, что ваш Фридрих очень хорошо знает местность?

Белов развел руками.

– Мне вообще ничего не кажется, господин следователь. Рассказываю, как было. Выводы – по вашей части.

Тот взглянул исподлобья.

– На принцип идете, Белов? Вы же не думаете, что Фридрих – агент Коминтерна? Если вам интересно, он офицер Абвера, военной разведки Рейха. Так что даже нам, Государственной тайной полиции, ваш знакомец не по зубам. Пусть с ним Канарис разбирается! Кстати, Фридрих выжил, идет на поправку и наверняка скоро начнет интересоваться вами. Только не радуйтесь, Абверу вас не отдадим, мы военным тоже не по зубам. Такая вот диалектика… Ладно, пишите и желательно очень и очень подробно.

Когда дверь захлопнулась, Александр щелчком отправил карандаш в угол стола, поймал, подбросил, сжал в руке. Интересно выходит! Пока красноречивый Хельтофф распинался про Фридриха-фашиста, он все ждал, когда тот помянет любознательную девушку по имени Соль. Почему бы и нет? Испытание секретной аппаратуры, шапка-невидимка для шпионов Рейха. А девушка – ради большего доверия. Про отель он, конечно, рассказал, не жалко, но все же был почти уверен, что и это игра.

А если нет? Если Соль не из гестапо, а из подполья? Хотя почему из подполья? Шапка-невидимка подполью, как выражается Хельтофф, не по зубам. А вот британской разведке или, допустим, французской…

«Вы мне не верите, да и я вам верить не могу». Верно, ох, верно! Если подумать, убедить его может одно – разгромленный отель, Хельтофф в наручниках, красный флаг на веранде, где Геббельса пристрелили. Белов покачал головой. А ведь и такое «стапо» может провернуть. Не ради него, птицы невеликой, но ради кого поважнее – могут!