Нестор Махно

Утром разнесся слух: кто-то ограбил кооперативную лавку в Сентово. Махновцы утверждали, что это дело рук григорьевцев, а те напирали на гуляйпольцев. Возмущенные крестьяне собрались у сельсовета на сход. Потребовали обоих атаманов. Первым, однако, выступил Алексей Чубенко:

— Мы с вами вместе боремся за социальную революцию и свободу? Никто не имеет права командовать теми, кого избрал народ.

Махно слушал его, стоя с Григорьевым в первом ряду. Алексей говорил:

— Ни большевики-комиссары, ни петлюровцы, ни анархисты. Никто! Тем более атаманы. А вот Григорьев много себе позволяет. Кто ограбил кооператив? Я даже подозреваю, что он — бывший царский слуга — теперь деникинский наймит. У него в глазах блестят золотые погоны!

Николай Александрович взял Махно за локоть.

— Батько, что мелет этот Губенко? Его дурацкое мнение, или как понять? — голос атамана дрожал.

— Пусть закончит. Его и спросим, — пожал плечами Нестор Иванович. Расстегнув ворот красной рубахи, Алексей, как и было условлено, направился в сельсовет. За ним устремился Григорьев со своим телохранителем-грузином. Туда же поспешили Батько, его телохранитель Колесник, а также Троян, Каретник, Василевский.

В канцелярии Чубенко быстро достал револьвер «Библей», поставил на боевой взвод и опустил руку за стол.

— Ну, сударь, извольте объяснить, на основании чего говорили эту галиматью крестьянам! — еще с порога потребовал Николай Александрович. Чубенко смотрел на его «парабеллумы»: один на поясе, другой на веревочке за голенищем.

— Хотите доказательств, атаман? Пожалуйста! Брали сено у кулаков — платили деньги. А бедноту грабите и гоните в шею. Неправда? А кто оставил помещику пулемет? И два ящика патронов и шестьдесят пар суконных брюк! Зачем? Вы не ударили по шкуровцам…

— Это клевета! — взорвался Григорьев. — Белыми там и не пахло!

— А кто послал делегацию к Деникину? — тихо напомнил Чубенко. — К кому приезжали офицеры, которых на днях коцнул Махно?

Атаман предал многих и был всегда настороже. Но тут всё так развернулось вдруг. Он понял, что это — заговор и потянул за веревочку револьвер. Алексей снизу вверх выстрелил, ранил Григорьева. Тот крикнул с тоской: «Ой, Батько, Батько!» и побежал на улицу. Ему палили в спину. Грузин попытался убить Махно. Колесник схватил соперника. Нестор кинулся к ним и стал стрелять, раня того и другого. Они упали. Молодой, грудастый Колесник процедил сквозь зубы:

— Дурак ты, Батько.

Услышав пальбу, люди в панике побежали со двора сельсовета. Григорьев лежал на земле без движения. Рядом кинули его телохранителя.

— Скачи к нашим! — велел Махно Щусю, который только появился. — Пусть оцепят село.

Но пулеметчики Фомы Кожина и без того уже заняли всю околицу. Созвали митинг, и часть рядового воинства атамана перешла на сторону Батьки. Тех же, кто не захотел, с миром отпустили по домам. Потрясенные и униженные, они забили камнями своего казначея и штабиста.

С ближайшей станции была срочно передана телеграмма:

Всем, всем, всем! Копия — Москва, Кремль.

Нами убит известный атаман Григорьев.

Махно. Начальник оперативной части Чучко.

Поскольку время шебутное и могли запросто перепутать, кто же с кем расправился, то была отправлена и более пространная депеша:

Считаю убийство атамана Григорьева 27 июля 1919 г. в селе Сентово Александрийского уезда Херсонской губернии… необходимым фактом истории, ибо политика, действия и намерения его были контрреволюционными. Что доказывают еврейские погромы и вооружение кулаков.

Подлинный подписали: председатель Батько Махно. Секретарь Шевченко.

Через широкий Днепр, у Малой Лепетихи, ползал паромчик. Его осаждали остатки бежавшей из Крыма армии Дыбенко, повстанцы Приазовья, бывшие махновцы. Здесь скопились тысячи тачанок, подвод с домашним скарбом, оружием, женщинами, детьми, какие-то матросы, волы, даже верблюды, кавалеристы, пушки, броневики. Настоящее столпотворение, невиданное тут, наверно, со времен татарских набегов, и всё это стремилось поскорее перебраться на спасительный правый берег. Из-за холмов вот-вот могли нагрянуть белые с шашками наголо. Где они — никто не ведал: ни разведки, ни боевого охранения не было и в помине.

Виктор Билаш с Иваном Долженко присели на горячий песочек и смотрели, как другие яро толклись у переправы, размахивая кулаками. Доносился мат-перемат, рев скота и плач детей. Если бы не Иван, хоть бросайся вплавь, лишь бы не слышать уже и не видеть ничего. А тот всё тормошил друга, усмехаясь:

— Скажи, кто к нам бегом бежит, а от нас на четвереньках уползает?