Нестор Летописец

Поведение святых в «Чтении…» — воплощение речения Иисуса Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Евангелие от Иоанна, глава 15, стих 13)[187]. Автор «Чтения…» стремится обосновать, истолковать святость братьев-мучеников более многосторонне, чем создатели других произведений Борисоглебского цикла. Однако святость Бориса и Глеба в понимании Нестора не сводится к жертвенности ради спасения ближних. И Борис, и Глеб в «Чтении…», несмотря на сомнения и страх смерти, перед мученической кончиной молятся. Борис благодарит Бога: «Благодарю Тебя, Владыко Господи Боже мой, за то, что сподобил меня, недостойного сопричастным быть страсти Сына Твоего Господа нашего Иисуса Христа»[188]. Глеб молится: «Господи мой Иисусе Христе, услышь меня в этот час и сподобь меня быть одним из святых Твоих. Так, о Владыка, как в древности в этот день Захария{51} заколот был перед жертвенником Твоим, так и я теперь заколот перед Тобою, Господи. Но, Господи, Господи, не помяни беззаконий моих прежних, а спаси душу мою, да не сыщет ее лукавое сборище врагов, но да примут ее ангелы Твои светлые. Ты же, Господи, Спаситель мой. А это совершающих прости, ибо Ты — Бог истинный, Тебе слава вовеки. Аминь»[189].

Братья-мученики в трактовке и Нестора, и автора «Сказания о Борисе и Глебе» святые, прежде всего потому, что прощают и любят своего гонителя, следуя заповеди Спасителя: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Евангелие от Матфея, глава 5, стих 44). Потому, что смиренно принимают волю Провидения. И потому, что готовы сораспяться с Иисусом, принять «вольную жертву» в подражание Христу[190].

Нестор, несомненно, мыслит категориями не только религиозными, но и мирскими. Он вкладывает в уста Борису слова: «Лучше мне здесь умереть, чем в другой земле»[191]; по выражению историка и антрополога В. Я. Петрухина, «Борис в „Чтении“ Нестора, едва ли не впервые в русской литературе, проявляет свой патриотизм»[192]. Однако утверждать, вслед за Н. И. Милютенко, что Нестор прославляет Бориса и Глеба «за их чувство долга: князь не должен противиться старшему в роде, не должен покидать свою страну и, главное, не должен бороться за власть ценой жизни других, не только родичей, но и „меньших людей“»[193] и что «Нестор требует полного подчинения воле старшего князя даже в том случае, когда он заведомо неправ, подчиняться вплоть до безропотной смерти»[194], у нас нет оснований. Никакого долженствования автор «Чтения…» не выражает: смирение и непротивление Бориса и Глеба старшему брату Святополку — это для книжника сверхдолжный подвиг, деяние святых, а вовсе не нравственно-политическая норма. Также он нигде не пишет о том, что князья не должны покидать свою страну и обязаны покоряться воле старшего правителя даже в ситуации угрозы их жизни. А следование Христовой заповеди положить душу за ближних в «Чтении…» никак не связано с княжеским саном братьев-страстотерпцев: это речение Христа обращено ко всем верующим. Действительно, Нестор противопоставляет нынешних младших князей, выступающих против старших, Борису и Глебу. Но, во-первых, это не контраст должного и недолжного поведения, а антитеза деяний, совершенных святыми, и поступков обыкновенных людей: он не осуждает несмиренных младших князей-современников, а лишь заявляет, почему эти князья после смерти, хотя она тоже была внезапной и насильственной, не удостоились дара чудотворения, то есть не стали святыми. Во-вторых, сама соотнесенность истории мученичества Бориса и Глеба и мятежей и гибели младших князей во времена Нестора в «Чтении…» далеко не прямая. Старшие князья — современники книжника вовсе не угрожали жизни младших — иначе бы они напоминали великого грешника Святополка, и молодые обычно не становились жертвами их козней и вероломства. А если становились (как, вероятно, Роман Святославич), то этот грех не был беспричинным.