Нестор Летописец

Судьба Романа была печальнее участи брата. В 1079 году он двинулся в союзе с половцами на Всеволода, однако новый киевский князь ухитрился заключить со степняками мир. Те хлынули назад в степь, увлекая за собой Романа. Вскоре кочевники его убили — не исключено, что это вероломное злодеяние было оплачено Всеволодом. «И до сих пор еще лежат там кости его, сына Святославова, внука Ярославова», — не без горечи вспомнил о нем один из летописцев, создателей «Повести временных лет», — может быть, и наш герой, хотя скорее его предшественник[176]. Эта смерть могла напомнить Нестору об убиении Глеба: тело юного княжича убийцы тоже оставили в глухом месте, но не в степи, а в лесу возле Смоленска, — или не удостоив погребения, подобающего князю, или просто бросив. Однако если останки мятежного Романа так и остались в «незнаемой» Половецкой земле, то тело Глеба было вскоре отыскано и отрок был захоронен рядом со старшим братом Борисом в Вышгороде под Киевом. И «Сказание о Борисе и Глебе», и «Чтение…» упоминают о чудесах, открывших место, где его оставили приспешники братоубийцы Святополка: «Через год охотники, ходя, нашли тело святого, лежавшее целым, и ни звери, ни птицы не прикоснулись к нему. Тут же, пойдя в город, они сообщили это старейшине города. Он же, пойдя с отроками, увидел тело святого, сияющее как молния»[177].

В этой междоусобице у обеих сторон были и своя правда, и своя неправда. «Суть конфликта между Всеволодом и Олегом предельно ясна — притязания обоих князей на Чернигов. Олег стремился завладеть им как городом своего отца, тем более что Святослав, несмотря на то что умер киевским князем, был погребён — очевидно, по собственному завещанию — в кафедральном черниговском Спасском соборе. Всеволод же, в соответствии с понятиями своего времени, считал, что Чернигов должен принадлежать ему по праву старшинства. Ибо он, добровольно уступив Киев старшему брату, занял то место, которое ранее, в период „триумвирата“ Ярославичей, занимал Святослав. Таким образом, столкновение двух князей — старшего и младшего, дяди и племянника — отражало столкновение двух принципов наследования или даже, шире, двух принципов политического устройства Руси — старого, основанного на родовом владении Русью всеми князьями Рюриковичами („родовом сюзеренитете“), и относительно нового, основанного на „отчинном“ владении землями. ‹…› Что же касается Бориса Вячеславича, то он, очевидно, претендовал на „отчий“ Смоленск»[178].

Возможно, Нестор, создавая свое житие Бориса и Глеба, подразумевал и события, произошедшие уже в 1080-х годах: «…к тому времени выступления племянников против Всеволода не прекратились. В 1081 г. внук и правнук Ярослава, Давид Игоревич и Володарь Ростиславич, изгнали из Тмутаракани посадника Всеволода Ратибора. Когда Олег вернулся через два года, он жестоко расправился с теми, кто был замешан в убийстве его брата Романа, а Давида с Володарем отпустил. Они отправились на Волынь и изгнали из Владимира Ярополка Изяславича. С большим трудом Всеволоду удалось уладить конфликт, дав Давиду Дорогобуж, а Володарю Ростиславичу с братьями Галицкую землю.

Ярополк в благодарность за оказанную помощь пошел в 1085 г. на Всеволода войной: потерпев поражение, бежал в Польшу к кузену и в следующем году привел войска на Русь. Мир был заключен, но уже 22 ноября Ярополк был убит, как полагали, по наущению соседа Володаря Ростиславича»[179].

Если Нестор писал и завершал «Чтение…» уже после 1086 года, то контрастная соотнесенность мученической кончины Бориса и Глеба с вероломным убийством Ярополка для него могла обладать особенным смыслом. В «Повести временных лет» под 6594 (1086) годом Ярополк, как смиренный князь, безвинно и вероломно убитый, уподоблен Борису и Глебу: «Многие беды испытав, безвинно прогнанный братьями своими, обиженный, ограбленный, затем и смерть горькую принял он, но вечной жизни и покоя сподобился. Так был блаженный князь этот тих, кроток, смирен и братолюбив, давал десятину церкви Святой Богородицы от всего своего достояния ежегодно и молил Бога всегда, говоря: „Господи, Боже мой! Прими молитву мою и даруй мне смерть такую же, как и братьям моим Борису и Глебу, от чужой руки, чтобы омыть мне грехи все своею кровью и избавиться от суетного этого света и мятежного, от сети вражеской“. Не лишил его милостивый Бог просимого: он получил блага те, каких ни глаз не видел, ни ухо не слышало, ни сердце человека не предугадало, какие уготовал Бог любящим его»[180].