Нестор Летописец

Наше повествование окончено. Бренная жизнь инока Нестора завершилась. На земле осталась память. Нестор был одним из создателей древнерусской, а тем самым и русской словесности. Автор одного из самых ранних восточнославянских мученических житий — повествования об убиении первых по времени прославления русских святых, князей Бориса и Глеба. Создатель первого на Руси монашеского жития, описавшего подвижничество третьего русского святого, Феодосия Печерского. Вероятный составитель «Повести временных лет» — первого русского исторического труда, дошедшего до нас почти в исконном виде. В 1643 году вместе с другими печерскими преподобными Нестор был причислен к лику святых киевским митрополитом Петром Могилой. В 1762 году он и другие подвижники Киево-Печерской обители были признаны общерусскими святыми указом Святейшего синода[607]. Но в памяти поколений Нестор остался именно Летописцем. По замечанию исследователя летописания и биографа нашего героя, «„Повесть временных лет“ Нестора ‹…› оказалась произведением необычайной жизненности: несмотря на недовольство ею и желания ее переделок, она сохранилась как целое произведение, не будучи закрыто или отстранено какой-либо последующей летописной работой. То начало несомненно общерусского летописания и оживляющее его чувство единой Русской земли, которым отмечено летописание поры разработки его в Печерском монастыре, постепенно исчезает и суживается, доходя в существе до киевского провинциализма и княжеского личного интереса.

Недаром поэтому наша древность так упорно держалась за „Повесть временных лет“, высоко ставя в ней не только литературный талант и широкое образование автора, но и высоко чтя ту общерусскую традицию, которая сложилась в Печерском монастыре, наполнила все изложения „Повести“, сделав ее той книгой, без знания которой не мог обойтись ни один образованный человек, на которой учились знать свое прошлое, не как набор фактов и сведений, а как живое национальное ощущение себя, как исторического народа. Когда всё больше и больше стала политически распадаться „Русская земля“ и уже заглохла общерусская традиция Печерского монастыря, „Повесть временных лет“ оставалась тем историческим памятником, который будил во всех углах рассыпавшегося единства Русской земли память о своем великом прошлом и о том, что все мы — общих дедов внуки»[608]. На протяжении столетий в самых разных княжествах, епархиях и городах Руси — в Киеве и Владимире-Залесском, в Галиче и Москве — летописи неизменно начинались трудом Нестора, пусть и отредактированным его преемниками на ниве историописания. И это не было случайностью, исторической прихотью: «По широте замысла и богатству материала труд этот свидетельствует о зрелом и много размышлявшем составителе, усвоившем все общерусские заветы великих основоположников Печерской обители, сумевшем углубить это наследие и дать ему широкую историческую перспективу. По отношению к своим предшественникам Нестор занял почетную позицию и без труда закрыл своим произведением их раннейшие попытки. Недаром исторический вкус древности остановился на „Повести временных лет“ с таким постоянством, и все последующие попытки, где бы и когда бы они не (так! — А. Р.) возникали, считали своим долгом примыкать к этому общерусскому наследству Нестора: „Повесть временных лет“ всегда переписывалась, чтобы с нее начинать даже позднейшие своды»[609].