Так почему же всё-таки я пишу тебе это письмо, спросишь ты? И наверняка назовёшь меня «простофилей» или «напыщенным индюком»? Так вот, я хочу, чтобы ты знал: ты будешь прав, назвав меня так. Прошлого меня. Да, Тори, я изменился за эти годы. Конечно, я не стал другим человеком и всё ещё полирую запонки каждое утро. Но я научился смотреть на мир иначе. Теперь, когда Ривер рядом, всё вокруг стало совершенно иным. Ярким. Чистым. Понятным. Но я не был бы здесь и не писал бы этих слов, если бы в моей жизни не появился ты. Страшно подумать, скольким я на самом деле обязан тебе. И Соль, разумеется. Знаешь, Тори, какими бы разными мы ни были… Я был глуп, когда пытался найти в тебе твоего отца. Когда надеялся увидеть тебя через призму, через которую смотрю сам. Ты не похож ни на кого, кого я встречал в своей жизни. И никто не менял мою жизнь так значительно, как это сделал ты.
Я прошу прощения за то, что не поддержал тебя в трудный час. Я был напуган и слишком сильно боялся потерять то хрупкое счастье, что обрёл исключительно благодаря тебе. Мне потребовалось много времени, чтобы это понять и принять. Если бы я только мог вернуться в тот день… Я пошёл бы с тобой до конца.
Если ты сейчас же отправишь это письмо в мусорную корзину – так тому и быть. Но если вдруг ты однажды захочешь позабыть все обиды и вспомнить былое – ты всегда будешь желанным гостем в нашем доме.
P.S.: На светографии наше поместье в Монтисе. Мы снова его полноправные владельцы!
P.P.S.: В Борее варят прекрасную медовуху. Я сам не разбираюсь, но слышал от уважаемых людей. Подумай дважды!
С уважением,
твой друг
Абео Альбус».
– Вот же напыщенный индюк, – пробурчал себе под нос Тори, и уголок его губ взметнулся в саркастичной ухмылке.
Он извлёк из конверта квадратную светографию, обрамлённую белой бумажной рамкой. С карточки на него смотрел молодой человек в цветном тюрбане, отпустивший внушительную бороду. Его угловатые плечи всё также нелепо сутулились, а на меховой воротник налипло столько снега, что одного взгляда было достаточно, чтобы почувствовать, как подтаявшие капли скатываются за воротник. Рядом с Абео стояла светловолосая девушка. Её белые косички аккуратно лежали на плечах, а щёки раскраснелись от мороза. Ривер обнимала брата со всей возможной в мире нежностью, а позади них возвышался большой особняк с резными деревянными фризами. Альбусы выглядели умопомрачительно счастливыми, и Тори не смог сдержать улыбки, глядя на них. На обратной стороне светографии красовался адрес, дотошно выведенный твёрдой рукой:
«Вересковая улица, 6, Северный квартал, Монтис
Борея, Аструм».
Тори ещё раз пробежался глазами по письму, а затем, небрежно смяв его, запустил прямиком в мусорную корзину, как и предполагал всезнающий Абео. Однако светографию с адресом он бережно убрал в нагрудный карман рубашки.
– Явился наконец-то, – неожиданно послышалось со стороны кухни, и у Тори на мгновение остановилось сердце от испуга. – Спасибо, что не ползком!
Подняв глаза, он увидел худую женскую фигурку, привалившуюся к дверному косяку и осуждающе сверлящую его взглядом чёрных глаз. Тори за пару уверенных шагов пересёк гостиную и бесцеремонно сгрёб неспящую в охапку, прижав к себе. Он вдохнул аромат её волос: они пахли пшеницей и миндалём. Ничего в мире он не помнил так хорошо и отчётливо, как этот запах.