Неспящие

Замок на входной двери щёлкнул сразу, как только люк сомкнулся над головами неспящих. Подвал Альтия оказался скорее небольшим погребом. Здесь было тесно и прохладно. Вдоль стен тянулись полки, заставленные соленьями, а в углу примостилась пузатая бочка. Напротив неё Альтий и обосновался: пара матрасов, груда одеял и подушек, стопка книг возле постели и помутневшая лампа, которую Альтий поспешно затушил. Тори невольно подумал, что сошёл бы с ума в первую же неделю такой жизни, но Альтий, кажется, не жаловался. Мужчины усадили ещё не до конца пришедшую в себя Соль на матрас и замерли, затаив дыхание. В темноте лиц было не различить, а настил под половицами делал звуки, доносящиеся сверху, приглушёнными и трудно различимыми. Тори казалось, что время остановилось. Он словно провалился в липкое первобытное небытие, где не осталось ничего, кроме оглушительного стука собственного сердца. В тишине хриплое дыхание Соль слышалось особенно отчётливо. Тори не мог знать, слышно ли его снаружи. Оставалось молиться, чтобы эйри Эксе хватило благородства не завершить начатое и не выдать их стражам. Секунды тянулись мучительно, пока шаги наверху наконец не стихли и подвальный люк не приподнялся, впустив внутрь луч света. Тори вздрогнул и зажмурился, привыкнув к темноте.

– Они ушли, – сдавленно произнесла Экса, и гора рухнула с плеч. На мгновение Тори поверил, что встретит снаружи золотую маску.

– Что ты им сказала? – сухо процедил Альтий, помогая гостям выбраться наружу.

– Что неспящие переночевали в доме и ушли в город три часа назад.

– Как ты могла так поступить? – Его голос стал таким пустым, словно он потерял веру во всё светлое в этом мире. – Они же ещё дети. Ты могла нас всех погубить.

– Альтий, я…

– Ради чего, Экса? Я столько лет любил женщину, которая готова на такое?

– Я хотела защитить тебя! – Её голос сорвался, но женщина быстро подавила эмоциональный порыв и сложила руки в замок.

– Идите на север. – Альтий отвернулся от жены и указал в сторону леса, начинавшегося почти сразу за убранным на зиму полем. – За день дойдёте до железной дороги.

Он подсадил Соль и передал её в руки Тори на ту сторону окна. Старая завалинка скрипнула, но звук потерялся в шуме ветра, играющего в ветвях. Из дома донеслись голоса, но Тори и Соль уже со всех ног бежали прочь, утопая подошвами в вязкой тёмно-коричневой почве, усеянной сухими обломками кукурузных всходов. Поле было небольшим, и совсем скоро они нырнули в лес, прячась за деревьями и лелея надежду всё же остаться незамеченными. Время от времени Тори замирал, тревожно вслушиваясь в звуки позади. Погони не было слышно, но ухающий гул шепчущего осеннего леса делал происходящее нереалистичным, размывая границы яви. Убедившись, что чужих шагов не слышно, Тори снова бежал вперёд, увлекая за собой Соль. Она тяжело дышала, спотыкаясь и путаясь в ногах, но он крепко сжимал её руку. Может, и хорошо, что она ничего толком не успела понять: у них оставалось ещё немного времени, прежде чем её тело осознает что к чему и вынудит её снова свалиться с ног.

Через некоторое время лес поредел: он то выводил их к извилистым тропам, явно проложенным людьми, то вёл по кромке иссушенных болотистых озёр, то снова бросал в объятия разлапистой чащи. Соль храбрилась и убеждала Тори, что сможет идти сама, но к полудню ей снова сделалось дурно. Иногда ему приходилось брать её на закорки, и хоть неспящая и весила не больше щуплой овечки, Тори чувствовал, как выдыхается. Сумка болталась на плече, насмешливо хлюпая своим пустующим нутром. Убегая, Тори успел прихватить с собой карту, компас, нож и пару чёрствых галет, давно ждавших своего часа на самом дне. Всё остальное, включая одеяла, лампы и воду, осталось в седельных сумках Золотца. Тори даже не представлял, что теперь с ней будет. Вряд ли кобыла станет горевать о своих хозяевах: он не был уверен, что она вообще понимала идею хозяина. А может, в её глазах они и вовсе были абстрактными сущностями, из ниоткуда достающими еду и время от времени отдающими совершенно непонятные команды. Он поймал себя на мысли, что даже рад перспективе никогда больше не увидеть это убогое существо, и понадеялся, что Золотце наконец обретёт долгожданный покой и доживёт свои жалкие дни в умиротворении. И будет вообще прекрасно, если ни у кого не поднимется рука пристрелить её и зажарить на ужин, поняв, что пользы от этой скотины решительно никакой. Хорошо, что его отец не придерживался таких взглядов, когда родился он сам…