Несокрушимые

Стало смеркаться, лошади подустали и приметно сбавили ход, а до намеченного ночлега оставалось ещё далеко. Приятели внимательно осматривались по сторонам. Внезапно Антип натянул вожжи, вид у него был явно встревоженный. Он вышел из саней и, подойдя к придорожной берёзке, остановился как вкопанный — у её ствола застыла замерзшая девочка. На ней было лишь окровавленное платьице и ничего более. Бедняжка, уязвлённая насилием и стыдом, в отчаянии металась по лесу, покуда не выбилась из сил. Горестно опущенные уголки по-детски припухлого рта и остекленевший взгляд, в котором как будто навечно застыл вопрос: зачем так поступили взрослые дяди? У Антипа сжалось сердце, и дрогнули губы. Господи, да есть ли что-нибудь человеческое в выродке, допустившем такое злодеяние?

Подошедший Ананий встретился с недоумённым взглядом девочки и неволей отвёл глаза, иногда бывает стыдно за свою принадлежность к человеческому роду. Он вернулся к саням за лопатой, следовало хотя бы забросать её снегом и прикрыть от диких зверей. Ананий копал снежную могилу и вопреки обыкновению что-то бормотал. «Достану злодея, достану», — слышалось сквозь прерывистое дыхание, угроза несомненно относилась к надругателю. Антип, успевший изучить приятеля, знал, что отвращать его от однажды задуманного дела бесполезное, никакие вразумления и остережения на него не действовали, можно разве чуть-чуть отсрочить. По счастью, удалось заметить, что где-то в глубине леса мелькнул дальний огонёк. По едва заметному санному следу двинулись к нему.

На лесной поляне у большого костра сгрудились несколько десятков человек: мужики и парни, женщины и дети. Древний старик что-то говорил мерным скрипучим голосом, слушали его не слишком внимательно, мысли большинства были заняты другим. Стоявший в стороне здоровенный парень с ярким румянцем объяснил причину лесного сборища: на их деревню напал загонный отряд, ограбил и выгнал из домов, поэтому они вынуждены проводить ночь под открытым небом. Старик неторопливо вещал:

   — А ещё в Печорских горах живёт крылатый змей-аспид с птичьим носом и двумя хоботами. Куда прилетит, на той земле великое запустение случается. Сказывают, его и в наши края занесло...

   — И что, неужто его прогнать нельзя? — спросил детский голос.

   — Как прогонишь, когда он отлетит и на первый же большой камень сядет, а здесь их великое множество. Его только убить можно, есть такие люди-обоянники, которые знают, как. Приходят они к его логову и копают большую яму, потом забираются туда с клещами и трубами, змей этот трубного гласа не выносит. Как вострубят они, змей от злости трясётся и начинает свистеть, так что горы трясутся. Подлетает к яме и начинает хобота совать, тут его хватают раскалёнными клещами, он в ярости крушит клещи, одни, вторые, третьи, покуда не околеет...

Антип слушал и закипал раздражением. Как крепко должна была уснуть народная совесть, чтобы смириться с наглостью насильников и покорно внимать глупым россказням! Наконец не выдержал и вышел к костру.

   — Мир вам, люди добрые! Дозвольте у огня погреться.

Стоящие вблизи молчаливо посторонились, один старик-рассказчик проявил некоторый интерес к путникам.

   — Ходим по миру, говорим помилу, — объяснил ему Антип, — на одних поглядываем, про других рассказываем.

   — О нашей беде знаете?

   — Как не знать, о ней даже лес говорит.

Старик, услышав рассказ о страшной находке, горестно проскрипел:

   — Это, должно, Настютка, ей десяти годков не было, да и не только она одна... — Вокруг послышались сдавленные рыдания. — Мы тоже ждём свово часу, скоро всем погибель выйдет, россейский народ на полный извод пошёл...

Антип повысил голос:

   — Слышал я, старик, твою сказку, теперь мою послушай. Жил на Волге-реке дракон о шести головах и повадился прилетать он в наши края. Огнём палит, бурей валит, реку на берег гонит и землю топит. От людского стона камни распадаются. Жили тогда три брата: Евсей-слёзолей, Влас-длинный сказ и Петрок-ничевок. Один печалился и слёзы лил, другой навроде тебя сказки баил, третий взял меч-кладенец и вышел супротив дракона. Ему говорят, куда тебе супротив шести голов, ты до одной не дотянешься, ничаво, отвечает, сдюжу, моя одна его шестерых стоит, буду рукой бить да мозгой подшевеливать. Начали биться, дракон его язвит, только земля дрожит, а наш ничевочка щиплет его по кусочкам и к голове подбирается. Братья видят такое дело, плакать и говорить перестали, тоже подмогли, тут дракону и настал конец. Околел и в камень превратился, его по сей день видно.

Усмехнулся старик: понятна твоя сказка, только где-то плутает твой Ничевока и к нам не спешит. Антип ему в ответ:

   — Не до конца ты понял, старче. Не ждал Ничевок пришельца, сам пошёл, и троицкие люди, которые с Сапегиными полчищами бьются, пришлецов не ждали, один из них тута, он скажет... — Люди расступились и посмотрели на Анания, прижавшегося к тёплой лошадиной морде. Нет, надежды, что тот что-нибудь скажет, не было, и Антип продолжил: — Да он сам, как увидел испоганенное дитя, вознамерился в одиночку отомстить злодеям, вот постоит и пойдёт, ни на кого не уповая.