Несколько карт из цыганской колоды

– Нет, не заметил. А при чем тут газеты?

– А при том, что завтра вас начнут терзать как оголтелого расиста, который, не успев ступить на землю проклятого Мукбара, тотчас набрался их гнусных идей и напал на мирного торговца, причинив ему тяжкие увечия.  Военным преступником, вас, конечно, не объявят, но требовать судебного разбирательства будут, это точно. Так что я настоятельно рекомендую вам подумать о том, что делать дальше?

Зэв уже собирался уходить, но после этих слов снова сел на прикрученный к полу табурет. Он ясно вспомнил, как неоднократно пробегал глазами множество подобных заметок, и даже помнил суды, более похожие на идиотские спектакли, с той разницей, что зрителями была беснующаяся под окнами толпа…

– И что же мне делать, – спросил он? Вы не могли бы дать мне справку, что это была самооборона?

– Я могу вам дать десять справок, – усмехнулся полицейский, – но все они лягут в ваше дело, как отягчающие улики. Сами понимаете: сговор с Мукбарскими головорезами, и тому подобное…

– Да…– Зэв сел и схватился за голову.

– Но, я могу написать вам ходатайство, – продолжал офицер, – в министерство внутренних дел, с тем, чтобы вам дали вид на жительство сроком на семь лет. Именно через семь лет вас перестанут преследовать за давностью содеянного. Понимаете?

Зэв кивнул, и понуро направился к выходу.

– Можно я завтра зайду за этой бумагой?

– Конечно, – ответил офицер, – она будет у секретаря. Всего доброго.

                        *** ***   ***

Уже к полудню Зэв получил все документы, включая удостоверение личности с вкладышем, подтверждающим разрешение жить на территории Мукбара в течение семи лет и с возможностью дальнейшего продления. Честно говоря, Зэв решил получить все бумаги на следующий день, только потому, что в душе хотел опровергнуть слова офицера. Он был почти уверен, что слова полицейского – это некая гипербола, быть может, даже странное желание набить цену, правда, непонятно чему или кому? Наутро, он купил несколько газет Центрального союза и обомлел. Например, на первой полосе «Утренней звезды» – а это ведь не какая-нибудь там желтая газетенка – была четкая фотография, где он наносит уже третий удар – в челюсть. Ножа в руках фракийца уже, понятно, не было. И рядом – соответствующий заголовок: «Бесчеловечное избиение мирного торговца в самом сердце Мукбара» И далее, почти слово в слово то, что говорил офицер, словно он был какой-то пророк:

– Пробыв всего неделю в Мукбаре, турист их Виффании, видимо, настолько проникся бесчеловечными идеями этой варварской страны, что позволил себе пойти на чудовищное преступление. Без всякой причины, он избил проходящего мимо торговца, нанеся ему тяжкие телесные повреждения. В настоящий момент пострадавший находится в госпитале в тяжелом состоянии. Власти Мукбара не посчитали нужным по такому случаю даже открыть уголовное дело. Однако Центральный Союз и правительство Виффании уже сделали это за них. И как только злоумышленник (имя его не разглашается в интересах следствия) появится на территории Союза, он будет немедленно арестован для проведения дальнейших следственных действий.

– Вот это да… – подумал Зэв. – Выходит, что все то, что мне доводилось читать прежде на подобную тему, было такой же липой?!  Что же мне делать? Искать правды, понятно, бессмысленно… Оставаться тут… Что я могу? Я ведь даже языка толком не знаю…

Он встал, купил еще бутылку воды и зашагал к окраине города. Здесь, прямо у обрыва начиналась каменистая пустыня – большое желтое море с волнами холмов, раскинувшееся до самого горизонта. Здесь было приятно посидеть, хотя именно здесь часто накатывали неуместные мысли о вечности и покое. Отдохнув немного, Зэв встал и двинулся вперед. Он знал, что идти по тропе, сбегающей вниз опасно, что она пролегает через Фракийское селение, где его попросту могут забить камнями. Но даже если он и пройдет через деревню, то к ночи окажется в пустыне, где полно волков и после захода солнца становится так холодно, что можно замерзнуть даже летом. Однако все это  уже не имело значения. Обрыв на окраине города, словно лезвие, отрезал прежнюю жизнь, в которой уже, увы, не было места новым событиям.