Несчастные девочки попадают в Рай

— Зося, а давай в «Пальчики» поиграем, — предложил Паша, расшатываясь на стуле, как на необузданном мустанге. Он продолжал строить из себя неизлечимо-больного, а соответственно, пропускал школу, чему я чертовски завидовала.

— Что еще за «Пальчики»? — безынтересно спросила я, разжёвывая твердую корку несвежего хлеба.

— Ты что, не знаешь эту игру? Смотри, — Пашка поднял указательный палец вверх, — я задам тебе один вопрос. Сначала он будет легкий. И, скорее всего, ты дашь мне верный ответ. Но, потом, — он выставил средний палец и потряс им перед моим лицом, — последует второй вопрос, более сложный, и вот если ты не ответишь на него, то я сломаю тебе палец, на котором был задан этот вопрос.

Я поперхнулась.

— Чур, я вожу! — воскликнул он.

— Идиотина малолетняя, как тебе такое только в голову пришло?

Ноздри мальца надулись.

— Ну а что тут такого? Васька Рыбин в нее постоянно играет.

Вася Рыбин — как только слышу это имя, то невольно содрогаюсь. Сердце сжимается в комочек, а тело охватывает нервная дрожь. Вася Рыбин — услышав это имя, я мечтаю уменьшиться в размере и незамедлительно укрыться в спасительной норке. Стать микробом и никогда не попадаться ему на глаза. И если в каждом имени есть магия, то его магия — аспидно-черная.

— Это имбецильная игра, имбецил!

— Сама ты имбецилиха вонючая!

— Тухлый слизняк!

— Курва пучеглазая! Ослиха потная! Сало волосатое! Чучело!

— Ах, так? Ну ты сам нарвался! — я состроила хитрое лицо и ехидно пропела: — Это ты, а я кто?

Пашка помрачнел, но не сдался:

— Дура заразная, а я — молодец!

— Это я, а ты кто?

— Эй, Зося, так не честно! Так отвечают только слабаки!

Братец осознал, что задираться дальше — бессмысленно. Он сам научил меня этому приему, и я использовала его против него. Как же это приятно — превосходствовать над глупыми высокомерными мальчишками.

Мне было пятнадцать, и я не щадила чувства младшего брата, а примитивно спускалась на его уровень.

Обиженный Пашка похромал в свою комнату, а я продолжила убеждать себя в том, что жую нечто превосходное. «Ромовую бабу», например. Или творожную ватрушку.

* * *

Около школы толпилось ненавистное мне братство «V». Их команда стремительно разрасталась: вот хулиган с 8 «Б», который портит парты и обожает поджигать мусорки; вот мерзкие задиры с класса «А», которые бьют девчонок, а потом строят ангельские глазки перед учителями; вот толстяк, он — старшеклассник, но до сих пор играет в войнушки и зачастую унижает малышей; вот Лагута, по — идиотски хлопает в ладоши, радуясь своим новым друзьям; а вот и Саша, который никак не сливается с этой стаей гиен, но продолжает быть их частью; вот Рыбин — главарь и самое злое проклятье, которое только знал Свет. Я вижу его, и мои внутренности выворачивает наизнанку. Я слышу его, и мне хочется оглохнуть. Я наблюдаю за его действиями, и мне хочется развернуться, убежать подальше, но я продолжаю шагать.

«Прошу тебя, просто иди, Злата. Просто пройди мимо», — нарекала я сама себя, украдкой подглядывая как Рыбин мучает рыжую кошку. Он и его компания закинули бедняжку в пруд и, стуча по берегу палками, не давали ей выплыть и коснуться земли. Кошка из последних сил перебирала лапками, держалась на плаву, истошно мяукала и теряла последние силы. Жестоко. Слишком жестоко. Но, я продолжала идти.

«Они отпустят тебя, милая. Продержись немного, и они тебя обязательно отпустят», — наивно убеждала я саму себя.

Моя любовь к животным безгранична, но какая же я была трусиха, когда, глядя на все это безобразие позаботилась только о своей шкуре. Кара настигла меня молниеносно — Рыбин не смог пропустить мимо пробегающий, жалкий силуэт.

— О, Заразная, тебе нельзя в школу! Я не хочу чесоткой заразиться!

Жуткий смех за спиной заставил меня остановиться.

— Таких паразитов, как ты, на костре сжигают! Как-то раз твой дом уже спалили, но ты, почему-то, еще здесь! Может, повторим?

Все внутри меня закричало. Все внутренности. Совсем также, как кричала несчастная кошка. Это был знак — нельзя безмолвно вытирать плевки, которыми враги усыпали мою спину. Нельзя.

Обернувшись, я увидела Рыбина. Он медленно продвигался ко мне, накручивая на руку ржавую цепь. Всем своим видом он пытался внушить мне страх. Он жаждал признания. Мечтал об уважении и почитании. Что ж, страх он действительно вызывал, и только. Моя ненависть к нему преобладала над всеми остальными чувствами.

— Не смей говорить о пожаре, Рыбин, — прорычала я в ответ. — Больше никогда.

Мой тон не тронул его. Ни капли.

— А что ты сделаешь, Заразная? — смеялся он. — Как всегда расплачешься или прыгнешь под поезд?

Нет, но с огромным бы удовольствием толкнула под него тебя!

Да, я была совершенно одна. Одна против кучки аморалов. Да и на друзей надежды не было — я поругалась с каждым из них.