Непростые числа

Она погладила меня по голове.

– Меня взяли на работу в ратуше. Скоро я смогу пораньше приходить домой.

Я должна была радоваться, но чувствовала себя опустошенной. Я закрыла глаза, чтобы из них не потекли слезы.

Когда Малин ушла, я зарылась лицом в подушку и море внутри меня вышло наружу через глаза. Оно было соленым. Луна притягивала к себе воду.

Я плакала без звука, и мое тело тряслось, словно тело Конрада, когда он смеется. Все из-за меня. Я отпустила мысли о Явиде. Я думала только о Томасе, а Томас – нечетное число и несчастливое число, которое занимается спортом простого числа. И я присоединилась к этому спорту. Я плавала в «Треугольнике» и отпустила магические мысли. Я думала о неправильном пловце.

И порошок-шипучка. Из-за него я не видела Мелику и Криса. Все рассердились на меня.

Я – человеческое простое число, которое делится только на себя.

Простое число исчезает

Можно было исчезнуть. Томас так говорил. И я помнила его кудряшки, которые скрывались под водой, и секундную стрелку на часах, проходившую целый круг.

Я положила купальник и плавательные очки в рюкзак. Желтая тетрадка снова была в ящике ночной тумбочки вместе с листком с числом пи, письмом из коммуны и всем, что больше не имело никакого значения.

Надо было проследить, чтобы не попасть на перемену, проходя мимо павильона. И надо было захотеть, чтобы магические мысли стали как волшебство и чтобы оно унесло меня прочь.

Днем фонари не горели. Снаружи было светло, а внутри меня – темно, и я медленно шла через лес. Снег скрипел под ботинками. Подходя к «Треугольнику», я наступила на канализационный люк, которого почти не было видно. Я не сглатывала и не моргала. Я просто подошла к двери бассейна, потянула за ручку и забыла все правила.

Все несчастья уже случились.

Плавательные очки не помогали от воды, которая шла изнутри. Я положила их на бортик, зажмурилась и нырнула.

В хлорированную воду «Треугольника» влилась соленая вода.

Это была я, Петра, я – камень, и я опускалась на дно. Я слышала вдали шум гребков, мячей и детей. Я крепко ухватилась за лестницу, чтобы не всплыть.

Один, четыре, один, пять, девять, два, шесть, пять. Я видела перед собой Томаса, он стоял, махал руками и говорил, что это не опасно. Три, пять, восемь, девять, семь, девять. Представляла его улыбку и кудри, которых не было видно в воде. Три, два, три, восемь, четыре. Я думала о Крисе, и Конраде, и Малин, и Мелике, и Явиде. Из моего рта выходили пузырьки, но я крепко держалась за лестницу. Я не должна была всплыть.

Не знаю, сколько знаков после запятой я насчитала, но понимаю, что не могла продолжать до бесконечности.

И вдруг меня осенило: Явид. Он в больнице во Франции, сказала Мелика. Это же значит, что у него сейчас есть адрес! Мое тело закружилось, как мяч, а потом потянулось наверх, к воздуху. С потолка «Треугольника» словно шел свет. Я смотрела наверх на небо и бесконечность через стеклянный потолок и думала, что я по-прежнему могу с этим справиться.

Я – Петра, а «Петра» значит «скала», и я могла четко думать, прийти в равновесие и снова делать добрые дела.

– Есть адрес, – сказала я Стеффену. Я почти не дышала и держалась за сердце, как Томас. Я бежала от «Треугольника» к ратуше, у меня были мокрые волосы, и от меня наверняка пахло хлоркой. Стеффен сидел, склонившись над столом. Он обернулся и строго на меня посмотрел.

– Ты не можешь просто так вбегать сюда сломя голову, Петра, – сказал он.

Я захлопнула дверь и в упор смотрела ему в глаза.

– Стеффен. Ты так и будешь просто сидеть тут и крутить свою ручку?

– Петр…

– Нет, ты должен меня выслушать! Я знаю, ты считаешь, что мальчика-пропеллера не существует, но он – реальность, а это еще реальнее, и сейчас ты должен помочь мне.

Слезы катились из моих глаз. Стеффен развернулся на скрипящем стуле и рукой подал мне знак садиться.

– Ладно, Петра, рассказывай.

Я села и, вытирая слезы, стала рассказывать о Явиде, который два Рождества подряд находился в разных странах. И о моей подруге Мелике, которая всю осень ждала открытку. И о том, что я забыла магически думать про Явида. И что вместо открытки поступил телефонный звонок из больницы во Франции, и что Явид чуть не утонул в Ла-Манше.

Я не рассказала, что сама чуть не утонула в бассейне. Не рассказала про желтую тетрадь, которая пропала. И про то, что я больше не могу жить в Снеккерстаде, потому что люди зовут меня Агент Пи.

– Что мне делать? – спросила я. – Можем мы, please, попробовать переправить его сюда?

У Стеффена между бровей появилась глубокая складка. Он написал что-то в своем блокноте, вырвал листок и сложил записку.

На улице возле ратуши, на холодном декабрьском воздухе, я развернула бумажку. Там было написано:

Хокон Хёйер

Хокон Хёйер.

Я нашла имя и позвонила по номеру, который был указан. Четыре гудка. Потом ответили.

– Алло? – сказал голос на другом конце провода.

Я вся застыла. Это был тот самый голос.

Операция «Гражданин мира»

– Алло? – сказал Томас еще раз. – Есть там кто-нибудь?