Непростые числа

Я шла по освещенной дорожке. Снег трещал. Я проверила наш почтовый ящик. Пусто. Бросила взгляд на ящик Мелики – там лежала открытка. Почерк Явида. Слов я не могла разобрать, но на внешней стороне была надпись «Кале» и картинка с берегом и сине-зелеными волнами.

Полицейская машина выключила мигалку, и на площади у торгового центра стало совершенно тихо. Родители Мелики стояли, обнявшись, и я видела, что если ее отец моргнет, слезы покатятся по его щекам.

Конрад, погудев два раза, припарковался у входа. Повсюду горели рождественские огни.

Дверь трейлера открылась. Сначала я увидела блестящие волосы Мелики. Она высунула голову, остановилась на лесенке трейлера и посмотрела сверху на площадь. Потом вышел Явид. Он выглядел, словно Мелика, только был выше и мальчик. Я подумала, что, когда растает снег, мы можем все вместе играть в футбол внизу у затона. Явид будет с нами. Скорей бы!

Их родители отпустили друг друга и кинулись к трейлеру. Кто-то захлопал, кто-то бросился обниматься. Теперь у Мелики полная семья. Она и Явид снова вместе.

– Х-х-хорошо сработала, – сказал Крис и взглянул на меня.

Я обернулась к нему и сглотнула. Его тревожные глаза, его дыхание я знала с самого раннего детства.

– Ты тоже, – ответила я и положила руки ему на плечи.

Вот и конец

Длину окружности Луны совсем легко найти. Я стояла возле «Быстропива» и смотрела на небо. Там была полная луна и множество звезд. От моего рта при дыхании шел пар.

Окна словно рифмовались друг с другом. В среднем окне «Быстропива» висела красная звезда Адвента[10], а сбоку в парикмахерской вокруг всего окна сверкала мишура. Я смотрела на свое отражение – темнота превратила окно в зеркало. Волосы у меня торчали, это отображало мой характер. Ко мне вышла Малин с подарком в руке.

Возле «Треугольника» стояла большая зеленая рождественская елка с крошечными свечками. В кафе-клубе был рождественский базар, и там собрался почти весь Снеккерстад. Люди улыбались друг другу, а мы скоро должны были отправиться в Грумс, чтобы отпраздновать Рождество. Малин открыла дверь и пропустила меня вперед.

Пахло вафлями, глёгом[11] и мандаринами. Сольвейг играла на пианино, рядом стоял и пел какой-то третьеклассник. Я сняла шапку.

Вдали за углом я увидела Мелику. Я ничего не слышала, но видела, как она смеется птичьим щебетом. Рядом с ней стоял Явид, в руке у него было какао, а на верхней губе – белые усы от сливок.

Стеффен стоял возле пианино и ел вафлю. Увидев меня, он подмигнул.

– Хочешь что-нибудь, Петра? – спросила Малин.

Я посмотрела на Стеффена.

– Мы можем взять одну вафлю на двоих, – ответила я.

– Хорошая идея! – сказала она и поднялась.

Внутри меня было странное чувство. Море не волновалось, оно было совершенно спокойным, и меня уже долго не тошнило.

Я смотрела на собравшихся. Мэр гордо хлопала в ладоши, Кристине стояла и глазела на людей вдали у елки. Я посмотрела на нее. Когда она встретила мой взгляд, между нами установилось равновесие. Она знала, и я знала.

В дверь вбежал Крис. На нем была куртка нараспашку и сумка через плечо с надписью «Плавательный клуб Снеккерстада». Крис любил воду. Там не надо было думать и говорить. Он сел рядом со мной.

– Хорошо потренировался? – спросила я.

– Да, – ответил он. – Н-н-н-новый рекорд.

Подошла Малин, неся тарелку с вафлей. В ней было пять долек в виде сердечек. Я смотрела на них.

– Разделим вафлю на двоих, Петра? – сказала Малин.

Я моргнула. Мне не хотелось разрывать одно сердечко пополам, но тут я встретила взгляд Стеффена.

Есть много несовершенного, но хорошего.

Я разорвала вафлю на две части так, что в одной оказалось два сердечка, а во второй – три. Взяла кусок из трех сердечек и дала одно Крису. Он проглотил его целиком.

И тут хлопнула дверь.

– Опять Рождество, ну ничего себе! – сказал Конрад, шатаясь. Он пришел с большим еловым венком в одной руке и с журналом в другой. Когда он сел, я увидела, что это «Прекрасная жизнь».

– Смотрите сюда, – произнес он. – Свежайшая, из парикмахерской! Кто-нибудь хочет прочитать стиш недели?

Крис, дожевав, протянул руку. Я видела, что он пролистнул чуть дальше середины, и сначала зашевелились его губы, а потом он прочистил голос и прочел вслух:

Когда вокруг т-темным-темно – любви, объятий ищут люди,
ведь есть у к-каждого друзья, которых с-сердце не забудет.

Он посмотрел наверх и встретил мой взгляд.

– П-петра Пи.

Конрад захлопал, Крис моргнул, а в моей голове все завертелось. Я взяла журнал и своими глазами увидела, что там напечатан мой стиш и что под ним мой псевдоним.

Глаза у меня стали словно какао, хотя они – синие.

Я смотрела вокруг, на Мелику и Явида, на Сольвейг и Стеффена, на Малин, которая говорила со Стеффеном. На Конрада и Кристине. На Криса, который только моргал.

Кто послал мой стиш в «Прекрасную жизнь»?

Мой стиш в «Прекрасной жизни»!

Снаружи сверкали рождественские огни. Хор третьеклассников пел «Счастливое Рождество», а когда слезы у тебя льются, словно прилив, – все сверкает еще сильнее.