Непростые числа

Когда Томас выныривал, он не держал руку у сердца, как тогда, под фонарем. Но он улыбался так же славно, и я думала, что краснею, и вот мы уже стояли по пояс в воде.

– Тебе нужны плавательные очки, – сказал он однажды.

– Зачем? – отозвалась я. – Я все равно не буду нырять.

– Конечно, будешь.

– Ни за что на свете.

И я сделала несколько гребков, вытягивая голову к потолку. Из-за порошка-шипучки я всплывала.

– П-п-п-плавательные очки? – сказал Крис.

– Д-д-да, – ответила я.

Он быстро посмотрел на меня. Его глаза были как пистолеты.

– Прости, Крис, – произнесла я. – Я не хотела тебя дразнить.

Но он ничего больше не сказал, просто пошел мимо торгового центра и дальше к «Быстропиву». Я стояла, порошок-шипучка бурлил внутри, и мне было больно.

– Крис!

С прямой спиной он открыл дверь в «Быстропиво» так резко, что она грохнула о стену.

Я зашла в торговый центр и купила себе красные очки для бассейна.

Томас улыбнулся, увидев плавательные очки. Я сидела на трибуне и ждала, и очки были у меня на лбу. Он поднял большой палец, прежде чем надеть свои очки и стать мальчиком-пропеллером.

Когда тренировка закончилась, я переоделась и сделала магический трюк. Мы сидели на короткой стороне бассейна и регулировали очки.

– Главное, чтобы они сидели плотно, – сказал Томас, затянул резинку и надел на меня очки. Наши лица были очень близко, его рука задела мою.

– Ты готова? – спросил он.

Я кивнула.

И мы вместе плюхнулись в воду.

Мир сквозь красные стекла стал розовым.

Томас присматривал за мной. Я не привыкла к этому. Обычно это я за всем следила. Он заботился о том, чтобы мы не заплывали на глубину. Он говорил «Молодец, Петра!» точно так же, как я говорила «Молодец, Крис!» или «Молодец, Мелика!», когда у Криса получалось сказать слово или Мелика забивала гол.

И я тянула голову к потолку, и Томас смеялся, и мы были очень похожи: оба из маленьких семей, оба считали секунды.

– Ты не будешь считать? – спросила я как-то в среду.

– Считать? – сказал Томас.

– Да, сидеть под водой и считать секунды.

Он плюхнулся в воду спиной и остался лежать на поверхности.

Я пошла следом. Идти в воде было тяжело.

– Я сижу в воде не потому, что считаю, – сказал он, шевеля руками, чтобы не утонуть. – Это способ немножко исчезнуть.

Люди кругом кричали, плескались, бросали мяч. Я не поняла.

– То есть ты не считаешь?

– Нет.

Я взглянула на секундную стрелку.

– Хорошо. Ты не станешь немножко исчезать?

Он посмотрел на меня. Взмахнул несколько раз руками, чтобы снова встать на дно бассейна.

– С чего бы? – сказал он. – Я хочу просто быть здесь над водой вместе с тобой.

Никто из парней мне такого не говорил. Томас не боится сказать все, что думает, и не моргает, когда смотрит мне в глаза. Мы играли, Томас попробовал отобрать у меня мяч, я бросила его в сторону и попала одному из пап по голове. Томас нырнул, и злобный взгляд достался только мне. Когда Томас вынырнул, я плеснула в него водой, но он не плеснул обратно.

Потом мы шли по освещенной дорожке, держась за руки. Его рука грела мою, хотя на улице было холодно, а куртку он носил легкую. Мы молчали.

Внутри меня был хаос. Я не знала, идем ли мы в такт, наступаю ли я на люки. Он нечетное число, простое число и несчастливое число, но мне никогда не было так хорошо, как сейчас.

– Ты станешь футболисткой? – спросил он через какое-то время.

– Не знаю, – ответила я. – Ты станешь пловцом?

– Может быть. Но мой отец от этого не в восторге, он хочет, чтобы я использовал голову, а не тело. Стал дипломатом, как он, или что-то в этом духе.

Холод покусывал за щеки. Я заметила, что у Томаса красные уши. Ему надо было надеть шапку.

– А кем ты станешь, если не футболисткой? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я. – Может, поэтом.

– Поэтом?

Мне стало жарко, и я наверняка покраснела. Достала из сумки книгу Пита Хейна и показала ему. Мы стояли под фонарем, и я смотрела, как свет падает на его лицо, пока он читал стиш.

– Ты такое хочешь писать?

– Да. Это такие короткие стихи.

Я впервые видела, что он не улыбается. Он взял меня за руки, книга Пита Хейна упала на землю, и я почувствовала, что его дыхание и запах хлорки все ближе и ближе. Я закрыла глаза.

И это случилось.

Мальчик-пропеллер поцеловал меня.

Боже мой, силы небесные, какие чувства разыгрались у меня внутри! Если про такой костер говорил Альфред де Мюссе, то скоро может сгореть весь Снеккерстад. Не играй с любовью, было написано там, маленький огонек может превратиться во всепоглощающий пожар! Это и есть любовь? Такое невозможно пережить.

Я совсем ничего не могла делать. Только лежать на кровати с вытянутыми руками и смотреть в потолок. Мои губы были теплыми, я сжала их и заметила, что, влажные, они сильнее пахнут хлоркой.

Я сжимала губы снова и снова.

Словно издалека я слышала, как Малин отперла дверь и сняла ботинки. Она положила свою куртку на скамейку и просунула голову в дверь.

– Почта? – спросила она.

Я медленно покачала головой.