Мэри Энн Картингтон оторвалась от крошечной косметической лаборатории, при помощи которой исправляла ущерб, нанесенный слезами.
– Теперь, когда вы об этом упомянули, мистер Мид, я вспомнила, что временной контролер тоже про это говорил. Про машину-оракула.
– Правда? Хорошо! Значит, решено. У нас по-прежнему есть шанс, дамы и господа, по-прежнему есть шанс. Как мы поступим. Уверен, не нужно рисовать график, чтобы выбрать того из нас, кто лучше других способен справиться со сложным футуристическим механизмом.
Все посмотрели на Дэйва Поллока, который шумно сглотнул и хриплым голосом спросил:
– Вы имеете в виду меня?
– Разумеется, вас, молодой человек, – сурово ответил мистер Мид. – Вы у нас высокоинтеллектуальный научный эксперт. Профессор химии и физики.
– Я всего лишь учитель, школьный
– Значит, с моим желудком было все в порядке, когда я спорила с безумным мистером Уинтропом? – перебила миссис Бракс. – Прежде я ни на шаг не выходила из этой комнаты, ко всему прочему я не имела ни малейшего отношения. Думаете, мне понравилось смотреть, как его ползунки сменяются, я не знаю, вечерним платьем? А его безумные речи – понюхайте то с Марса, попробуйте это с Венеры, – вы думаете, мистер Поллок, я получила удовольствие? Но кто-то должен был это сделать, и потому я сделала. Мы всего лишь просим вас попытаться. Вы же можете попытаться?
– И заверяю вас, – быстро вмешалась Мэри Энн Картингтон, – что Гигио Раблин – последний человек на Земле, к которому я бы обратилась за помощью. Это личный вопрос, и я бы предпочла его не обсуждать, если не возражаете, но я бы скорее умерла, определенно умерла, чем согласилась снова пройти через это. Однако я согласилась, потому что был крошечный шанс, что это поможет всем нам попасть домой. Сомневаюсь, что мы просим от вас многого, очень в этом сомневаюсь.
Мистер Мид кивнул.
– Согласен, юная леди. Я не оставался с глазу на глаз со Сторку с момента нашего прибытия, я всячески пытался его избегать, но участвовать в кошмарном безумии на Поле крика… – Он задумался над каким-то невыносимым воспоминанием, потом, когда туфли с рифленой подошвой страстно заерзали у него на ногах, встряхнулся и продолжил: – Пора перестать болтать, Поллок, и взяться за дело. Теория относительности Эйнштейна не поможет нам вернуться в старый добрый тысяча девятьсот пятьдесят восьмой, как и ваша кандидатская степень, или магистерская, или что там у вас есть. Нам нужно действие, действие с большой буквы, без всяких «если», «и» или «но».
– Ладно, ладно. Я это сделаю.
– И еще кое-что. – Мистер Мид с удовольствием покатал злорадную мысль туда-сюда, прежде чем озвучить. – Воспользуйтесь телепортером. Вы сами говорили, что у нас нет времени на прогулки, и это вдвойне верно сейчас, когда срок совсем близок. Я не хочу слушать ваше нытье и хныканье о том, что от телепортера вам становится дурно. Раз мы с мисс Картингтон справились, значит, справитесь и вы.
Несчастный Дэйв Поллок мигом приободрился.
– Думаете, я этого не сделаю? – презрительно спросил он. – Я большей частью перемещался по этому миру посредством телепортера. Меня не пугает механический прогресс – до тех пор, пока это действительно
К нему вернулась доля его обычной чванливости, и он вызвал телепортер. Когда тот появился, Дэйв Поллок распрямил плечи и шагнул под него. Пусть видят, как делает дело рациональный человек с научным мышлением. И в любом случае, телепортеры нервировали его меньше, чем других. Он мог спокойно пользоваться телепортерами.
В отличие от машины-оракула.
По этой причине он материализовался за пределами здания, в котором находилась машина. Небольшая прогулка позволит привести мысли в порядок.
Однако у тротуара было собственное мнение на этот счет. Молчаливо и подобострастно, но непреклонно он начал двигаться под ногами Дэйва Поллока, как только тот зашагал вокруг приземистого, слабо подрагивающего строения. Тротуар нес Дэйва Поллока быстрее, чем ему того хотелось, меняя направление движения одновременно с ним.
Дэйв Поллок оглядел пустынные улицы и покорно улыбнулся. Разумные, желающие услужить тротуары его не тревожили. Он ожидал чего-то подобного в будущем, наряду с чрезвычайно внимательными домами-слугами, одеждой, менявшей цвет и фасон по желанию владельца, – всего этого в той или иной форме мог ожидать от прогресса любой образованный человек. Даже развитие еды – от извивающихся, стремящихся быть съеденными и оцененными субстанций до более сложных кулинарных композиций, над которыми межзвездный шеф-повар мог трудиться более года – было логичным, если принять во внимание, каким странным показалось бы первым американским колонистам разнообразие бутилированной и фасованной продукции, доступной в любом супермаркете двадцатого века.