Для контраста отмечу, что Татьяна (чей «чудный» сон подробно рассказан в романе) фактически, в силу романтического характера своего мировосприятия, тем и занимается, что видит сны наяву, поскольку живет миром грез, поскольку перестраивает в своем воображении реальный мир на книжный лад; тем не менее ее привычное состояние поэт снами не именует. В чем дело? Вероятно, в том, что Татьяна остается хозяйкой положения. Она позволяет себе фантазировать, но она вольна остановить полет воображения, «смирить» «души неопытной волненья»; она не спит, а действует по своей воле.
Впрочем, однажды и бодрствующее состояние Татьяны именуется сном — когда она вырвана из привычного деревенского мира и еще не определилась в городском, когда она пассивно покорствует обстоятельствам. В общении с московскими «младыми грациями»
Но это состояние для Татьяны временно, нехарактерно. Она активно определит себя в новой жизни, и состояние сна наяву исчезнет.
Несколько в ином значении понятие «сна» Пушкин довольно часто делает обозначением творческого процесса: это особое состояние художника, когда явь и фантазия (воображение) сливаются, когда в духовном мире автора живут и действуют его герои, когда оформляются его грезы и мечты. «В смутном сне» впервые явились поэту юная Татьяна и с ней Онегин. Состояние творческого сна дорого поэту, он его бережет, о нем мечтает:
Дни, проведенные «в глуши», поэт вспоминает в концовке шестой главы, вспоминает за то, что они были
Сны такого рода — привилегия поэта:
Поэтический образ у Пушкина обладает возможностями эволюции, неистощимой игры оттенками. В «Онегине» интересны сам переход значения образа из прямого в переносный, раздвоение эмоционального содержания на утверждение и отрицание, обогащение смысла образа в связи с переадресовкой его разным персонажам. Окончательное содержание образ обретает только в контексте: «…Слово реально существует, получает свою интонацию и выразительность только во фразе, а не взятое в отдельности…»[146].
«Метафороподобный» стиль повествования, обязанный своим рождением жанровой доминанте не романа, но романа в стихах, проникает в «Онегине» на разные уровни художественной структуры. Жанровая тенденция романа в стихах не отменяет и не замещает жанровой тенденции романа, но серьезно видоизменяет ее.
Лирическое стихотворение по необходимости концентрированно, это обеспечивает ему высокий эмоциональный заряд. Пушкин прежде всего поэт-лирик — и остается поэтом, когда выступает как прозаик, драматург, историк, критик. Следы влияния его лирического дарования можно видеть в самых разных его творениях. При этом Пушкин широк в своих интересах, касаясь разнообразных предметов. Он считает нужным рассматривать предмет с разных сторон. Романное и стиховое начала в «Евгении Онегине» — опоры радуги, позволяющие увидеть весь жанровый спектр произведения.
Обозначим еще одно свойство романа в стихах: чрезвычайно активную роль рассказчика. В «типовом» романе можно встретить повествование от первого лица — в случае, когда рассказчик предстает главным героем описываемых событий; возникает своеобразная мотивировка осведомленности рассказчика. В принципе же собственно роману приличествует анонимная интонация всеведающего, но скрытого эпического повествователя (хотя в искусстве всегда сыщутся демонстративные нарушения принятых обыкновений).
Многофункциональность образа автора создает затруднения в вычленении и обособлении этих функций: они же не выстраиваются в линию, а даны сразу в спутанном клубке.
Метафороподобный стиль повествования уводит поэта очень далеко, вплоть до фрагментов тайнописи. А. А. Кунарев полагает: «Одной из задач филологии… является обнаружение потаенных смыслов в, казалось бы, совершенно прозрачных с точки зрения массового сознания строчках»[147]. Исследователь действительно берет на вид простейший бытовой пример: