Несмотря на столь быстрое развитие событий, зарождение любви Татьяны не происходит мгновенно. Все сопутствующие обстоятельства заслуживают обдумывания. Не приходится сомневаться, что появление Онегина в деревне наверняка обсуждалось в семье Лариных («Но говорят, вы нелюдим…» — это, конечно, эхо таких предшествовавших разговоров), но Онегин (просто как странный сосед) не проходит через сознание Татьяны до того момента, пока он сам не посетит Лариных (иная ситуация — в пушкинской «Барышне-крестьянке»: там героиня сама находит возможность познакомиться с соседом, слухи о котором растревожили ее воображение). Пусть мимолетно, но Онегин предстал перед Татьяной: думы о герое пробуждает лишь непосредственное обаяние его личности.
Но даже это еще не все. «Догадливее» Татьяны оказываются соседи:
Отнюдь нельзя сказать, что эти досужие разговоры лишь мешают развитию чувства героини: напротив, их надо воспринимать как один из источников его зарождения:
Вот так: думала «о том», а не «о нем», т. е. сначала «о том», но после «о нем», а дальше — уже исключительно о нем…
После этого — новый цикл интенсивного чтения. Книги, конечно, читаны и раньше — «теперь» они озарены новым светом.
Между тем в письме Татьяны история зарождения ее любви представлена совершенно иначе:
У меня, конечно, нет намерения уличать Татьяну в неточностях, в невольном желании предстать перед героем в более выигрышном положении. Тут иное: самопознание человека и его познание со стороны существенно между собой отличаются. Одно дело — объективный ряд фактов, другое — отражение этого ряда в сознании. В восприятии факт существует не сам по себе, но только вместе с отношением к нему. Память подвижна, она растягивает и спрессовывает время, меняет местами главное и не главное. В письме Татьяны нет неправды, но правда ее души не совпадает с фактографией событий. Опять же значимы помощь поэта и стихотворная речь: сразу дается главное, растекаться в подробностях нет надобности.
Внимание к таким разночтениям — психологический урок самопознания и познания души человеческой.
И все-таки крайне незначительный опыт непосредственного общения героев вынуждает поставить вопросы. Какова в отношениях Онегина и Татьяны степень знания героев друг о друге? Есть ли в этих отношениях элемент ошибки?
Татьяна очень мало знает своего героя. Неоткуда взяться знанию: одна мимолетная встреча да окольные слухи — вот, до поры, и все источники этого знания. И в письме своем она почти с равным вероятием спрашивает: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, / Или коварный искуситель…» Конечно, она очень надеется на первое и гонит саму мысль о втором, но она действительно не знает, кто он. Но там, где не хватает определенного знания, безошибочно действует интуиция, и вот где обнаруживаются достоинства «стихийной» жизни Татьяны. В письме Татьяны «сердце говорит», и оно — не ошибается.
Почему Онегин не ответил на любовь Татьяны?
Мы вторгаемся в область, где много интуитивного и нет места рационализму. Любовь (мы говорили об этом) — это не брак по расчету, а чувство, оно проявляется непроизвольно. Вот если вызревает конфликтность отношений, наступает и пора размышлений; они могут распространяться во всю ширь, им нет запрета задним числом выходить и в область зарождения чувств.
В своей отповеди Татьяна, по-женски упирая на первую причину, ситуацию явно упрощает: «Я вам не нравилась…» Героиня ошибается (или нарочита, поскольку это не признание, а отповедь). Нравилась, и не слегка, а в высокой степени![158].
И вдруг — письмо! Оно воспринимается как событие:
«…получив посланье Тани, / Онегин живо тронут был…», «в сладостный, безгрешный сон / Душою погрузился он». Воображение Онегина в сильной степени задето Татьяной. В «минуты две» молчания на свидании вместилось не только смятение Татьяны, но и волнение Онегина. Подмечает Р. М. Миркина: «Евгений говорит свое „нет“, но он отнюдь не равнодушен». «Через весь монолог Онегина проступает признание, что встреча и для него серьезна и значительна» (с. 21). Онегин не мог удержаться и от сердечных признаний: