Непечатные пряники

Двухэтажное, прямоугольное в плане здание агеевского трактира и до сих пор стоит на том же месте. Рядом стоит еще одно, похожее, но гораздо длиннее и угловое. В угловом выбиты стекла, и только на первом этаже в правом углу дома теплится жизнь в маленькой конторе под названием «Эфест», оказывающей финансовые услуги населению. В прямоугольном здании, в том, в котором действительно останавливался Пушкин, стекла целы и даже кто-то, судя по занавескам на окнах второго этажа, живет. На всякий случай я зашел в незапертую дверь организации, торгующей пластиковыми окнами, и спросил у скучающей девицы: в каком из этих двух домов останавливался Пушкин? Скучающая девица скучным голосом ответила, что не знает, и продолжила скучать. Правду говоря, ни одна девица не в курсе того, где был трактир Агеева. Когда областные специалисты из департамента по охране культурно-исторических объектов заносили в специальный реестр номер агеевского дома, то перепутали дома, и в реестр попал угловой дом купцов Валовых, в котором в пушкинские времена находились военное присутствие и казармы. Отчего не спросили местных краеведов и музейщиков – бог весть. Теперь музей пишет и пишет письма в Нижний, чтобы изменить в реестре номер дома, но проще, видимо, поменять дома местами, чем изменить цифру в документе. И черт бы с ним, с этим реестром, но в доме Агеева еще живут две семьи, и сам дом по документам проходит как ветхое жилье. Вот расселят эти две семьи в другие дома, а ветхое жилье… Конечно, до такого дойти не должно, поскольку это уж совсем ни в какие ворота не лезет, но как представишь себе наши ворота, в которые и не такое влезало, то поневоле и задумаешься.

В Лукоянове есть и еще один дом, связанный с Пушкиным, – дом, принадлежавший бывшей его крепостной, Ольге Михайловне Калашниковой. Пушкин ее отпустил на волю и даже выдал замуж за мелкопоместного дворянина Ключарева. Этот дом и был приданым Ольги Михайловны. Пушкин дал ей денег, чтобы она его купила. У Ольги Михайловны от Александра Сергеевича был не только дом, но и сын. Муж Калашниковой был человек хороший, тихий. Вот только пил сильно.

Ольгу Калашникову Пушкин сделал прототипом русалки в одноименном произведении, а Лукоянов хоть и краешком, но все же протиснулся в «Историю села Горюхина». Примечательно, что всегда по этому случаю цитируют место из повести, в котором написано: «…был переименован в город в 17… году, и единственным замечательным происшествием, сохранившимся в его летописи, есть ужасный пожар, случившийся десять лет тому назад и истребивший базар и присутственные места». И точно – это о Лукоянове и о страшном пожаре, который был в нем в шестнадцатом году. Со всем тем и предыдущее предложение тоже о нем: «История уездного нашего города была бы для меня удобнее, но она не была занимательна ни для философа, ни для прагматика, и представляла мало пищи красноречию».

Лукояновцы, несмотря на бюрократические чудеса с домом купца Агеева, Пушкина любят. К двухсотлетию со дня его рождения поставили бюст и разбили скверик на том самом месте, где находилась ямская изба, в которой Пушкину меняли лошадей. Ну и чтобы уж закончить с пушкинской темой в истории Лукоянова, скажу, что возле железнодорожного вокзала видел я крошечный продуктовый ларек под вывеской «Болдинская осень»[133].

«Сегодня за деньги – завтра бесплатно»

Вернемся, однако, в музей. В одном из его коридоров стоит прислоненная к стене бронзовая табличка довольно внушительных размеров. На ней написано «В память освобождения крестьян от крепостной зависимости 19 февраля 1861 г.». Такие таблички сразу после реформы правительство рассылало по деревням. В одну из деревень Лукояновского уезда тоже прислали. На каком доме висела она первые полторы сотни лет – неизвестно. Да и висела ли. Совсем недавно один учитель истории пошел гулять со своими учениками и, перебираясь через ручей по мостику, заметил, что на плите, на которую он наступил, есть буквы. Плита тяжелая. Буквы рельефные…

Вот я написал про буквы и остановился. До самого открытия в семьдесят четвертом году в Лукоянове первой почтово-телеграфной конторы на линии Лукоянов – Арзамас – Нижний Новгород не происходило ровным счетом ничего. Купцы торговали рогожами, деревянными ложками, говядиной, чаем, кадушками, пряжей, тележными колесами и воском, обыватели выращивали на огородах капусту с горохом, а на подоконниках герань. И все, включая мышей[134] в погребах и амбарах, спали после обеда. Зато уж после открытия телеграфа можно было молнировать в Арзамас «Встречайте партию рогож», и… снова тишина. Шутки шутками, а Лукоянов все же развивался и даже богател. Если в 1784 году в городе числилось всего два купца третьей гильдии, то в 1864 году – уже одиннадцать. Правда, все той же, третьей гильдии. В списке тринадцати городов Нижегородской губернии по объявленным купеческим капиталам Лукоянов занимал лишь девятое место. Как бы там ни было, а к столетию Лукоянова именно на деньги местных купцов построили двухэтажное здание городского начального училища для мальчиков.