Читаем Непечатные пряники полностью

Как ни старайся угадать правильное ударение в названии русских городов – все равно ошибешься и скажешь вместо Чýхлома – Чухломá, вместо У́стюжна – Устю́жна, Тотьма́ вместо То́тьма, а вместо Торо́пец – Торопе́ц. По неправильному ударению торо́пецкие жители и отличают своих от приезжих. Ссылки на то, что есть, к примеру, Городе́ц, Еле́ц и даже Горохове́ц, не принимаются во внимание. Торо́пец, и только Торо́пец, потому что река Торо́па и потому что торопится. И Торопцом-то он стал далеко не сразу, а был сначала Кривитеском. Сначала – это так давно, что Москва… Нечего и говорить о Москве, когда она моложе Торопца лет на сто, а то и больше. Торопец ей в прадедушки годится. И вообще Торопец вошел в тридцать древнерусских городов, первыми упомянутых в летописях, и Кривитеском его называли потому, что жили здесь кривичи. Здесь уже в IX веке было поселение викингов, здесь гуляли на свадьбе Александра Невского и на второй день пели такие частушки про Золотую Орду… Какая после этого Москва…

Кривитеск

Начнем, однако, с самого начала. Кривичи, пришедшие в эти места в VII или в VIII веках, были мирными и не любили выяснять отношения с соседями, а потому предусмотрительно забрались в самую глубь непроходимых лесов и болот, на западный край нынешней Тверской губернии – подальше от Москвы, Твери, Новгорода и Пскова, которых тогда еще и в помине не было. Они облюбовали себе то место, где через озеро Соломено протекает река Торопа. Кривичи были заядлые рыболовы и поселились в самом рыбном месте – кроме Торопы в тех местах еще несколько озер и десяток речек мал мала меньше.

И стали они на его берегах жить-поживать, ловить рыбу, собирать грибы, ягоды, добывать зверя и растить редьку с горохом на своих огородах. С местом они не прогадали – пройдет еще сотня-другая лет, и выяснится, что место это не только рыбное, но и денежное, поскольку лежит как раз на пути «из варяг в греки». Ну а пока варяги еще не пришли и звать их никто и не думал, кривичи обнесли свои дома и амбары с сушеной рыбой, ягодами, грибами и добытыми медвежьими шкурами частоколом из заостренных бревен и назвали все это… Никто не знает, как они назвали свое поселение, но в средневековых писцовых книгах, летописях и в других, более поздних, документах оно называлось Кривитеском, или Кривическом, или Кривитепском, или Кривичехом, или Кривитом, или Кривигом, или как писец, почесав пером за ухом, записывал – так и называлось.

От тех почти баснословных времен до нас дошло немного: глиняные черепки с простенькими узорами, рыболовные крючки, превратившиеся в железную труху ножи, разноцветные керамические бусины и название одной из лучших торопецких гостиниц «Кривитеск»[81].

К концу первого тысячелетия нашей эры жители Кривитеска стали принимать активное участие в проплывающей мимо них торговле. На берегу озера Соломено появились мастерские по ремонту торговых ладей, пристани, постоялые дворы, харчевня «Щучьи дети», где подавали мелких копченых щурят с темным ячменным пивом, хмельным квасом и забродившим березовым соком. В лавках местных менял можно было попробовать на зуб золотой византийский солид или серебряный арабский дирхем, спросить, сколько это будет в беличьих шкурках или вяленых судаках, и тихонько выйти, бормоча себе под нос… Впрочем, тогда уходили молча, потому как о словах, употребляемых в подобных случаях, никто не знал и не подозревал даже – до нашествия татар с монголами было еще как до Китая… то есть до Монголии.

Семя от семени дуба

Как, когда и почему Кривитеск превратился в Торопец, мы не знаем и теперь уж вряд ли узнаем. Лаврентьевская летопись упоминает торопецкого купца Исаакия по прозвищу Чернь, раздавшего свое имущество нищим, ушедшего в Киев и принявшего там постриг. Исаакий умер в Киеве в 1074 году и был канонизирован под именем преподобного Исаакия Печерского. 1074 год считается годом основания Торопца. Версий о происхождении его названия столько… и еще полстолько. Остановимся на той, которая от названия реки Торопы, которое от глагола «торопиться». На самом деле Торопа никуда не торопится – тихая и спокойная река, правда, вода в ней гниловатая, как и в озере Соломено. Есть в ней и в озере места, не замерзающие даже зимой. Это, по всей видимости, и привлекло кривичей – круглый год можно было находиться под защитой незамерзающей воды.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология