Неожиданно мать!

— А что сразу я? Может это ты! А? — крикнула Мотя, вспомнив, что лучшая защита — нападение. — Что? Устранил проблемы проблемы с папочкой-шалуном и решил, что маму пора сливать? Проболта-ался ей! Вот она и устроила…

— Это нелогично! — перебил Роман.

— Да уж, а то что я что-то кому-то сказала, это логично? Может просто решишь проблему и откроешь эту дверь?

— Я не могу открыть, пока этого не сделает мама. Тут стоит усиленный замок, не вскроешь. Все продумано.

— Вот нафига? — вспылила Мотя. — Неужели боишься, что кто-то придет и посягнет на твою честь!?

— Не поверишь… но, кажется, даже бронированная дверь не спасла от одной неразумной особы!

— Такая неразумная, что победила твой умный дом и бронированную дверь! Ха!

Мотя фыркнула, демонстративно взяла полотенце и скрылась в ванной.

«Индюк! Даром мне этот Роман не нужен!» — бормотала она, раздеваясь.

На всякий случай проверила телефон, и к своему удивлению обнаружила там сообщение от Валерии Сергеевны: «Дерзай, деточка! За Серегой я пригляжу! Чтобы вышла оттуда в белом платье!»

— Твою мать! Валерия Сергеевна, ну вы ваще! — прошипела Мотя в телефон и отправила голосовое сообщение.

— Ты мне еще спасибо скажешь! — пропела Валерия Сергеевна в ответ.

Мотя посмотрела на свое отражение в зеркале и взвыла.

Все утро Роман лицезрел самый что ни на есть домашний видок Моти… никакого изящества. Никакого лоска.

Она вздохнула и полезла в душ. 

* * *

Спустя пятнадцать минут Роман начал колотить в дверь, призывая освободить помещение, а Мотя только крикнула: «Занято!»

— Что там можно делать полтора часа!?

— Прямо-таки и полтора! — ответила она, и продолжила мазать ноги пеной для бритья Романа.

— Я бы за это время три раза помылся.

— Сочувствую, — ответила она и гаденько захихикала.

— Что. Ты. Там. Делаешь?

— Если тебе нужно пять минут, это не значит, что всем нужно столько! По себе людей не судят!

— Я же слышу, что вода уже не льется. Открывай!

— А вот и льется, — и Мотя включила воду в душе.

Кабины в комнате не было, просто часть помещения отгороженная стеклянной перегородкой, потому Мотя просто отошла в другой угол, села там на небольшую и крайне удобную лавочку и продолжила мазать ноги пеной, пока вода утекала впустую.

— Какое расточительство, — пропела про себя Мотя и вытянула ноги, оглядывая их со всех сторон.

Она решила, что теперь точно не сдастся, и просидит в ванной еще столько же. Нельзя так бесцеремонно отвлекать человека от водных процедур.

— Ну если ты там, значит раковина тебе не нужна… — услышала Мотя сквозь шум воды и напрягла слух.

Она не поняла, что произошло, не успела сориентироваться, и в следующую секунду двери ванны открылась.

Сквозь запотевшее стекло силуэт Романа вырисовывался нечетко, но вполне явно.

— Что ты делаешь!? — взвизгнула Мотя и стала искать, чем прикрыться.

Силуэт просто прошел к раковине и включил воду.

— Ты что!? Как?

— Ну замок в личной ванной комнате мне не нужен. Так что прости, но твой лимит вышел, бестактное ты создание.

— Я бестактная!? Это ты ворвался сюда и…

— Та-ак… — протянул Роман. Мотя вжала голову в плечи. — Я не вижу своей пены для бритья. Но чувствую ее запах.

Мотя покраснела, как никогда.

«Опять! Да что такое, когда я уже хоть чему-то научусь!» — прошипела про себя она.

— Нет… мне просто интересно… ты почему такая бестолочь? Ты всегда такая? Всегда творишь черти что?

Еще две минуты назад вся затея с пеной казалась забавной шалостью, а теперь выглядела просто ужасно. И самое страшное, что отступать уже точно некуда.

— Соберись, Мотя! — велела она себе, вскинула голову и невозмутимо взяла с полки станок, который, к счастью, не забыла захватить из дома.

— Мотя!

— Что?

— Я с тобой разговариваю!

— А я не разговариваю с грубиянами!

— Мотя!

— Что?

— Я сейчас просто войду и заберу свое!

— Я сейчас просто войду и заберу свое, — передразнила Мотя.

Она быстро-быстро убирала станком пену, чтобы в случае чего не остаться с одной побритой ногой.

— Мотя! Ты — наглое существо!

— Да что ты?

— И тебя пора… проучить!

— Как интересно!

— Ты же сама потом слезы лить будешь!

— Ой, неужели!

— Я…

— Ай! — взвизгнула она, да так страшно, что Роман, ни секунды не думая, рванул к душевой, схватил полотенце и открыл дверцу.

Мотя сидела на лавочке, с чистыми ногами, бритвой в руке, голая и с окровавленной пяткой.

Тридцать вторая. Треш и садомия

Эта сумасшедшая не выходила у Романа из головы, как не выходит заевшая песня. Ты напеваешь прилипчивую строчку, иногда даже не до конца помнишь текст, но ничего поделать с собой не можешь. Несколько дней прокручиваешь в голове, и не решаешься послушать целиком трек, а потом срываешься и ставишь на репит, до тошноты, пока не перегоришь.

Роман был уверен, что однажды, он так пресытится этой Матрешкой, что просто не захочет в ее сторону больше смотреть.

Он надеялся, что изгонит ее, как дурного призрака из своей квартиры. Что она выйдет из его мыслей, собрав чемоданы, а он от души хлопнет дверью.