Неопубликованное предисловие к "Запискам уцелевшего"

Покойный Сергей Николаевич Дурылин, бывший священник, а затем театральный критик и доктор искусствоведческих наук, который ко мне очень хорошо относился, однажды показал мне любопытную папку. Он собрал материалы о нянях знаменитых людей. Пушкинская няня всем известна, но няни были у многих деятелей искусства прошлого. В детстве няни оказывали на них самое благотворное влияние. У Гончарова и у Чайковского было даже по две няни.

Они — верные, любящие своих питомцев порой крепче, нежели их любили родители, являлись неотъемлемой принадлежностью каждой более или менее состоятельной семьи. Служили когда-то в дворянских семьях няни крепостные, потом бывшие крепостные, потом почему-либо не вышедшие замуж, привязавшиеся к барским детям и жившие в семьях десятками лет. После революции няни постоянно оставались с бывшими своими господами на правах любимых и уважаемых членов семьи и делили вместе со всеми невзгоды и радости. Случалось, когда родителей арестовывали, детей воспитывала няня, становившаяся главой семьи или до возвращения узников, или до тех пор, пока воспитанники не вырастали. Сейчас таких нянь больше нет, они просто вымерли. Не могу не упомянуть няню Светланы Сталиной. Я хорошо знал ее до того, как она поступила в семью вождя. Эта няня ухаживала за детьми моей троюродной сестры Ульяны Михайловны Самариной, урожденной Осоргиной. В своих воспоминаниях Светлана подробно и очень тепло пишет о няне, о ее благотворном на нее влиянии и в детстве, и позднее.

Когда у моих родителей появилась на свет старшая дочь Лина, ее взялась пестовать няня Лопухиных. Но она была стара и потому вскоре устроилась в богадельню.

В Бучальском [Так у автора и именно так, вопреки правилам орфографии, говорят до сих пор в этих местах (прим. Е. М. Перцовой).] доме появилась Ольга Ивановна Губарева, из мещанок города Волоколамска. Раньше она служила у известных капиталистов, немцев Вогау, но там была не няней, а бонной. Между этими двумя должностями разница существенная. Бонна, с точки зрения господ, лишь особа, которая обязана следить за детьми, и за это она получала жалованье. Никакой близости между господами, господскими детьми и бонной не могло быть. Ольга Ивановна явилась к моим родителям с великолепными рекомендациями, в кружевном чепце, красивом платье, затянутая в корсет. Была она старой девой и девственницей. Вскоре после ее прибытия в Бучалки родился мой старший брат Владимир, к которому она прилепилась всем своим любящим, но отвергнутым равнодушными мужчинами сердцем. На Бучальских харчах она располнела, забросила корсет, сменила чепец на кружевную наколку и стала няней, членом семьи, которую и дети, и мои родители, особенно мать, искренне полюбили.

Родились Соня и Женечка. К этому времени Лина и Владимир больше не пользовались заботами няни, но любили ее по-прежнему горячо. Старших детей надо было начинать учить. В доме, сменяя одна другую, стали жить гувернантки-француженки. Наконец в 1907 г. появилась воспитательница русская — Александра Николаевна Россет (1870-1943).

Ее дед был одним из братьев известной Александры Осиповны

Смирновой-Россет, а ее отец прокутил все свое состояние, когда она была еще девочкой. Ее взяла под свое покровительство дальняя родственница — Варвара Дмитриевна Арнольди. Про нее рассказывал упомянутый выше С. Н. Дурылин, что в детстве она видела издали Пушкина, когда тот приезжал к ее родителям. Но девочек к нему не допускали, по ее словам, он мог «вольность себе позволить». Она знала и Гоголя, который обычно был грустен, а если смеялся, то это был, как она выражалась, «сам смех». В старости Варвара Дмитриевна жила в Сергиевом Посаде и была такая строгая барыня, что, например, в церкви прерывала и бранила священника, если ей что-либо не нравилось в церковной службе.

Варвара Дмитриевна держала девочку сиротку Сашеньку сперва в женском монастыре под Козельском, потом отдала ее в Смольный институт. Окончив институт, девица Россет стала служить воспитательницей по разным домам. Была она некрасива, с носом «башмаком». Ни один мужчина не обращал на нее внимания. Она тоже осталась старой девой и девственницей, притом с дурным характером, шагала прямо, вывертывая, как полагалось институткам, ступни. По безупречным рекомендациям она поступила к нам. Ее обязанностью было приучать детей к порядку, учить их хорошим манерам, а также — по всем предметам примерно в пределах нынешних четырех классов и, разумеется, Закону Божьему.