Неопубликованное предисловие к "Запискам уцелевшего"

Возвращаюсь к его родителям. Юрий Александрович еще до революции выпускал научные труды по русской археологии. Будучи заместителем директора по научной части Сергиево-Посадского музея, он был первым, кто разработал методику изучения древнерусского художественного литья — иконок, крестов, церковной утвари, узоров на посуде. На его труды постоянно ссылаются современные исследователи подобных ценностей. И стал бы он признанным маститым ученым со всякими научными степенями, если бы не был «бывшим графом».

И он и его жена погибли в тридцатых годах в лагерях [С. В. Олсуфьева умерла весной 1943 г. в лагере в Свияжске. См. об Ю. А. и С. В. Олсуфьевых и усадьбе Красные Буйцы: Олсуфьев Ю. А. Буецкий дом, каким мы его оставили 5 марта 1917 г. // Наше наследие. 1994. №№ 29-30, 31.].

4

Холодный, плохо протапливаемый, непривычно парадный Бучалковский дом угнетал мою мать. И мои родители решили построить для себя другой. За пятнадцать верст, в селе Хитровщине, бывшем когда-то имении декабриста князя Валериана Голицына, продавался двухэтажный деревянный дом. Его перевезли, место выбрали метрах в двухстах от существующего господского дома, на другом конце липовой аллеи, возле старого клена, и стали строить. В расчете на будущую многодетную семью к дому с двух сторон пристроили по срубу. И за одно лето поднялся дом, который в отличие от старого Большого получил наименование — Маленький. Несколько лет спустя к нему пристроили еще террасу. Словом, он совсем не был маленьким, а с точки зрения архитектурной ничем не отличался, но для моих родителей и для всех их детей казался прекраснее дворца.

Опишу расположение его комнат. Поднимаясь на крыльцо, посетитель через террасу попадал в полутемную прихожую, оттуда дверь шла налево в столовую, а прямо — в небольшой коридор, из него дверь шла направо в кабинет отца, а дверь налево — в комнату гостевую и в маленькую, нянину, далее направо были ванная и туалет. Коридор продолжался и в пристройке. Направо была просторная кухня с огромной плитой и столом, за которым, сидя на лавках, обедали «люди», а налево от коридора была «девичья». Из коридора поднималась лестница на второй этаж. Там были две спальни, одна комната и детская. Снаружи к детской примыкал балкон. Между кухней и детской находилось чердачное крыльцо, далее через двор шли сараи, птичник и ледник. Конюшня, флигель, контора, прачечная размещались в двух верстах в деревне Исаковке.

Мебель в Маленьком доме была, как у Самариных, самая простая, но добротная, в коридоре стояли книжные шкафы с книгами детскими, а в кабинете отца находились книжные шкафы с книгами классиков и словарем Брокгауза и Ефрона. Там же, я помню, в кабинете находился телефон, с помощью которого, после длительного кручения ручки, мой отец мог переговариваться с конторой, почтой, заводом и хуторами, принадлежащими Голицыным. Рядом с телефоном висел бронзовый с украшениями барометр. На другой стене висел большой портрет моей матери. Она изображена в три четверти: остренький нос, голубые-голубые грустные глаза, а ее глаза всегда казались грустными, характерный с желтизной румянец, который ей достался от матери и который она передала своему сыну Владимиру. Она в белой, закрытой до воротничка кофточке, на шее брошка с бирюзой. Нам — ее детям — казалось, что красивее ее нет никого на свете. И мне всегда было неприятно смотреть на ее двоюродную племянницу Варвару Федоровну Комаровскую, которая походила на нее, но была моложе...

Автор портрета — молодой тогда художник А.В.Моравов, в чьей судьбе моя мать принимала какое-то участие. Его самая известная картина — «Декабристы в ссылке», позднее он писал историко-революционные полотна, писал также портреты вождей, вроде Зиновьева и Каменева, стал академиком живописи и умер в 1951 г.

Между Большим и Маленьким домами был сад, который назывался Старым. Еще прапрадед Федор Николаевич посадил липовые аллеи. Одна из них соединяла оба дома, а две пересекали главную аллею под прямым углом. Та поперечная, что шла ближе к Большому дому, с одной стороны заканчивалась беседкой, с которой открывался вид на реку Тболу, на деревню Павловку и на дальние поля. Недалеко от беседки находилась площадка для тенниса. Между аллеями Старого сада рос яблоневый сад. Деревья, старые, ветвистые, так разрослись, что солнце почти не проникало к земле.