Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви

Я интуитивно чувствовала, что его место окажется радом с моим. И даже не удивилась, когда, близоруко выискивая нужный номер на маленькой картонке посадочного талона, он улыбнулся мне и произнес: «Я, похоже, ваш сосед» – улыбнулся по-чужому, как незнакомой попутчице, с которой свяжут его лишь три часа полета да пустой разговор, чтобы скоротать время.

Никита опустился в кресло, сразу же защелкнул ремень безопасности. Я невольно улыбнулась – он делал так всегда, еще до того, как убирали трап. Глядя прямо перед собой, на полушарие лысины пассажира, сидевшего впереди, он едва заметно зашевелил губами. Вспоминает что-то? Проговаривает молитву? Десять лет назад он не боялся ничего…

…Мы познакомились благодаря моей смелости. В тот день накрапывал занудный дождь, а зонт я оставила дома. Неосмотрительно для петербургского жителя! На переходе через Невский проспект скопилась масса народу, ожидая зеленый сигнал светофора. Но красный все горел и горел, а дождь, как назло, припустил, и надежда добежать до козырька метро хотя бы полусухой оказалась утопической. Я увидела молодого мужчину под большим зонтом и, не оставляя шансов своей голове на обдумывание, прилично это или нет, нырнула под огромный желтый купол. Сам зонт какого-то «немужского» развеселого цыплячьего цвета, его хозяин, улыбнувшийся мне гостеприимно и открыто, и потоки людей, ринувшиеся на долгожданный зеленый сигнал по зебре и то и дело натыкавшиеся на нас двоих, замерших на тротуаре, – все это я вспоминала потом как одно из самых ярких событий того дождливого лета. Мы пропустили два или три светофора, болтая о ерунде. Я влюбилась.

…Не узнал меня, не узнал… Неужели я стала такой неузнаваемой?

Он наклонился в проход, начал что-то высматривать в ребристом рисунке ковролиновой дорожки, пока об его голову не споткнулся очередной запоздалый путешественник.

– Черт! Линза выскочила, – произнес он с досадой, и я отметила, что тембр голоса у него прежний.

Интересно, изменился ли мой? Возможно, ведь, кажется, после нашего расставания я попыталась поменять все, что только могла. Новая жизнь – и все новое.

Десять лет… Целая эпоха!

…Мы любили бродить по городу, и, если было холодно, он клал мою руку в карман своего пальто, а его рука, такая теплая, перебирала пальцы, согревала. Я всегда надевала лишь одну перчатку, во второй не было надобности. Он глядел на меня иначе, чем все другие когда-либо влюбленные в меня мужчины. Под его взглядом я пила – нет, не любовный напиток, боже, как пошло это звучит! – пила саму жизнь и изнывала от засухи, когда мы расставались хотя бы на день.

На расстоянии я чувствовала его острее. Считала удары сердца до встречи и умирала на каждый такт обратного отсчета. Зная эту мою «особенность», он старался приходить раньше.

Мне казалось, что если я выскажу свою любовь вслух, то рухнет созданный мною дом, в котором жили наши души: там солнечные вымытые окна, и маленькие белые цветы на подоконнике, и ходики тикают в такт пульсу.

Я так никогда и не сказала ему, как сильно люблю его.

Как давно это было! Два моих мужа назад. Или – нет, не десять лет, – десять минут назад, как будто он отошел за сигаретами в ближайший киоск и вот вернулся…

– Домой летите или из дома? – Улыбнувшись, он повернулся ко мне вполоборота.

– Домой. – Я старалась придать голосу безразличие.

– Я тоже… Почти полгода не был Петербурге. В гостях, конечно, хорошо, но дома лучше, так ведь?

Банально. Завязать разговор ты мог и оригинальнее, ты же писатель, Никита Боев!

– Вас встречают? – Он чуть наклонился ко мне. Знакомый запах одеколона, знакомые жесты.

– Да, – соврала я.

Я догадалась, что сидит он ко мне той стороной лица, где глаз был без линзы, и видит меня лишь размыто, в общих чертах, если полностью не разворачивает ко мне весь корпус.

Я назвалась другим именем, и у меня теперь длинные волосы и иной стиль одежды. Но все равно! Как он мог не узнать меня? Как?!

Рубашка на нем всегда свежая, и эта дурацкая страсть к немодным серым пиджакам из материи, похожей на гобелен… вот и сейчас он сидит, почти сливаясь с обивкой самолетного кресла. Командирские часы – подарок деда. Еще ходят…

…Я никогда не понимала, почему мы не можем быть вместе. Ведь все предельно просто, решение на поверхности: не покидай любимую женщину, и будет тебе счастье. Куда уж проще! И незачем придумывать препятствия, которых нет. Боже, как искусственно было наше расставание, никто из друзей и верить не хотел, такая, мол, красивая пара!

Никита уже издал один роман, он шел к этому долго и мучительно: там были мы, зашифрованные под другими именами, и наши чувства, спрятанные под чувствами героев – взгляд с иного ракурса. Они, эти книжные чувства, получились гармоничные и предсказуемые, не такие, как у нас в то время, – бунтарские, яркие, бешеные, словно жили мы и любили последний отпущенный день. Как будто детонатор внутри нас уже сработал и оставались доли секунды до взрыва. Я подумала тогда, что, может, теплого и спокойного мира хочется ему больше всего.