На недавнем осмотре врач сказал, что от бокала раз в несколько дней вреда не будет. А больше и не надо.
– Ты не до конца понимаешь, – возразила подруга. – Дело не только в силе воли. Это… – Она приподняла руку. Опустила. – Сложно объяснить. Кирилл не из тех, кто легко отпускает. Людей, обиды… Но он один из самых лучших мужчин, которых я знаю. Тебе надо постараться, чтобы у вас сложилось. Не пускай всё на самотёк. Вы с ним говорили о том выпускном?
Говорили ли мы? Да ничего мы не говорили. Но поднимать этот разговор первой я была не готова. Не то что с Киром, даже с Машей. Стыдно, да и оправдаться нечем.
– Так… Вскользь. – Я откровенно покривила душой.
Маша всё поняла. Долго смотрела на меня, а я, чувствуя это, не решалась повернуться. Поглаживала ножку бокала, разглядывая цветные карусели и качели внизу. Девочки ушли вместе с матерью. Площадка опустела, и стало вдруг грустно.
Маша вернулась к столу и принесла тарелку с сыром, благо подоконник был огромный, шириной с метр. Присела на край и показала мне на противоположный. Дольче вита, блин!
– За то, чтобы нам больше никогда не приходилось мириться, – сказала она.
– Лучше за то, чтобы я больше не была дурой, – буркнула я в ответ.
– Мы все время от времени бываем дурами, – риторически заметила Машка и, дотянувшись до коробки, взяла конфету. – Знаешь… Сложно общаться с человеком, если он всегда прав или считает, что прав. Тем более что всегда прав быть не может никто. – Она положила конфету в рот, запила вином и тихонько засмеялась: – Даже я. Ты не представляешь, какой глупой я иногда себя чувствую на фоне Феньки. А уж его отца… – Ещё один смешок.
Я улыбнулась. Вот такой Машка всегда и была. До простоты гениальной. Правда, улыбка быстро померкла, потому что какой бы гениальной ни была Маша, наши с Киром отношения оставались нашими. И наше прошлое – тоже.
Машка сидела на расстоянии каких-то полутора метров. Наверное, впервые так близко за семь лет. Если бы не Кирилл, этого бы не было. Вишенка, сенбернар, каждый вечер, касающийся моих пальцев холодным носом, подруга… Что ещё случится в моей жизни благодаря Киру? И случится ли он сам? Машка права, я должна что-то сделать. Он не из тех, кто прощает так просто. И не из тех, кто просто отпускает: людей или обиды – неважно.
– Мне кажется, у нас серьёзно, – сказала я едва слышно. – По крайней мере, мне бы этого хотелось, Маш.
Кирилл
Неделя пролетела стремительно. Подготовка и сами выступления в шоу разбавляли интервью для местных СМИ и опостылевшие за последнее время afterparty. В какой-то из дней я поймал себя на том, что не понимаю ни сколько времени, ни в каком я городе. Всё слилось в сплошную неоновую линию.
Спустился в гостиничный бар, заказал крепкий кофе и несколько сладких батончиков. Я, чёрт подери, устал. Весь олимпийский цикл пахал как проклятый, олимпийский сезон – и того хлеще. Нужен перерыв, чтобы прийти в себя. Но статус чемпиона добавлял ответственности. Устал не я один – остальные ребята из сборной ничуть не меньше.
Барный стул рядом скрипнул ножками. Этот звук вывел меня из задумчивости.
– Думал, я один такой.
Артур выступал в танцах на льду. На Играх они с партнёршей стали третьими, но это не значило, что сил в медаль вбухали меньше меня. Зевнув, он жестом показал бармену, чтобы принёс то же, что и мне.
– Уже решил что-нибудь со следующим сезоном?
Я мотнул головой. С одной стороны, надо было восстановиться, а постолимпийский год – самое то. С другой… С другой, я настолько привык ко льду, что перерыв в год казался вечностью.
Глотнул кофе.
– А вы?
– У нас без вариантов. Пропустим – нас тут же подвинут. Не для того мы с Маринкой столько всего преодолели, чтобы сейчас отступить. Следующий цикл наш, чёрт подери! Американцы уходят, а с итальянцами мы способны бороться.
Я зевнул, прикрыв рот рукой. Покосился на приятеля. Да, так оно и есть. Им с партнёршей ещё доказывать и доказывать, что они достойны золота. Мне доказывать уже нечего и некому. Самому себе я всё доказал. Другое дело, что и отступать рано. Кто-то после победы на Олимпийских играх теряет мотивацию, выгорает, но это не про меня.
Я отпил кофе. Сладкий батончик в сочетании с его горечью доставлял ещё большее удовольствие. Некстати подумал о Карине. Вечером, до того, как пойти к себе, отправил ей сообщение. Она не ответила. Не удивительно – в три-то ночи. Зато за день до этого прислала фотографию сидящего под козырьком магазина Стёпки. На заднем фоне – хлещущий по лужам дождь. На следующем снимке их с Кариной селфи.
Сам не зная для чего, достал телефон и показал Артуру.
Тот взял, присмотрелся.
– Твоя?
– Кто именно?
Сунул в рот остаток батончика и, скомкав обёртку, кинул рядом с чашкой.
– Брюнетка. Да и собака тоже.
– Собака моя. Пёс. А брюнетка…
Махом допил кофе. Бармен как раз поставил чашку перед приятелем, и я, воспользовавшись моментом, попросил приготовить ещё одну и мне. Моя?
– Моя, – ляпнул, сам не зная, для чего.